– Зато я хочу. – В этот момент принесли напитки, и Говард придвинул к ней стакан с прозрачной жидкостью. – Скажи мне. Я хочу знать, кем он меня считает.

– И что ты сделаешь? Нажалуешься на него в городскую управу?

Он бросил на нее презрительный взгляд.

– Я никогда не пойду на такое. Ты, конечно, можешь мне не верить, но я привык сам справляться со своими проблемами.

Заявление не вызвало у Филиппы никаких сомнений: потомка древних викингов никто не мог бы упрекнуть в трусости.

– Итак? – Теперь в его голосе слышались требовательные нотки.

Не задумываясь над тем, что делает, молодая женщина поднесла к губам стакан. Стоило сделать глоток, как по всему телу растеклась волна успокаивающего тепла.

– Он… он считает, что ты собираешься затащить меня в постель, – сказала она, удивляясь своей смелости.

Его губы скривились в самодовольной улыбке.

– А он, оказывается, умнее, чем я думал. – Говард отпил пива. – Одно очко в пользу мистера Сиднея!

– Это не смешно! – воскликнула Филиппа, чувствуя, что вдоль позвоночника ее пробирает дрожь.

– А я и не шучу. – Он повернулся к ней лицом, синие глаза опасно поблескивали в приглушенном свете бара. – Я не отказываюсь от своих намерений. Удивительно, что после вчерашнего у тебя остались какие-то сомнения.

– То есть Джонатан сказал правду? Ты хочешь переспать со мной?

Говард большим пальцем вытер несуществующую влагу с ее мягких губ.

– А что плохого в том, чтобы хотеть чего-либо?

– Я тебе не верю, – быстро прошептала она, чувствуя, что дыхание ее прерывается.

– Почему же? Ты не можешь представить нас вместе в постели? – В его голосе послышалось сожаление. – Очевидно, твое воображение несколько беднее моего.

В том-то все и дело, что нет. Она слишком хорошо представляла себе, как они будут заниматься любовью!

– Мне не кажется, что имеет смысл продолжать разговор, – наконец произнесла молодая женщина и сделала большой глоток. – Когда, ты сказал, приедет электрик?

– Еще рано, – очень спокойно ответил Говард. – И тебе совершенно не стоит волноваться, что мои инстинкты возьмут верх над разумом, как бы вызывающе я ни вел себя вчера. Я не имею привычки добиваться своего грубой силой.

– В грубой силе не было никакой необходимости, – призналась Филиппа. – Но я очень разозлилась после твоего предположения, что веду себя так с любым встречным. Ничего подобного. Я… я даже не знаю, что на меня нашло.

– Думаю, со мной произошло нечто подобное, – заметил он. – Боже, Филиппа, ты же знаешь, что нравишься мне! Я не делал из этого тайны.

Да, Говард прав: ей совершенно необходимо расслабиться. Но, несмотря на почти пустой стакан, Филиппа по-прежнему пребывала в напряжении и отказывалась верить, что сидящий напротив нее мужчина признается в том, что она ему нравится. Есть ли предел ее наивности? И вообще, есть ли какая-нибудь разница между миллионером Хольгерсоном и электриком Джонатаном?

– Я тебя шокировал, – резко сказал он. – Похоже, у меня дар говорить то, чего не надо. Мог бы и научиться после того, как вчера оказался в дураках. Но, проклятье, Филиппа, ты можешь поверить, что я ревновал? Ревновал к собственному сыну?

– Я тебе говорила про Алфреда, – с трудом произнесла она, потому что в горле, не смотря на выпитое, неожиданно пересохло.