|
А на самом деле я погиб… и раненая Хип сама ушла за мной. И эта дикая боль не только в руке, но и боку, отчего невозможно было спать… странно бледная Хип с землистым лицом и, да, точно, глубоко ввалившимися глазами. И еще у нее были сухие, потрескавшиеся губы… и что-то не так с ее голосом… и кроме раны на плече, вспомни, Лунь, как панцирем застыла на груди «Кольчуга», пропитанная засохшей бурой коркой. И — «бояться теперь не надо… Иди…» Пенка. Да, она могла поднять мертвых, ты же помнишь, как с утробным хрипом бродили за ней мародеры с сожженным мозгом. Зомби… ходячие мертвецы Зоны, многие из которых даже не знают, что умерли. Почему я это вспоминаю только сейчас? Что же я натворил… дурак… ну хоть Пенка живой осталась и провела нас, уже мертвых, по каким-то «граням», будь они неладны. Видно, очень нужно было доставить сообщение Доктора этому синему кристаллу. Знал бы я, что все так обернется, никогда б не согласился на задание Болотника. Говорил ты, Док, что, мол, дойдете до Монолита, обязательно выживете. Дошли. Не выжили. Жизнью такое существование назвать было невозможно. Смерть в перестрелке стала для меня теперь смертью в рассрочку. С каждым днем в этом безмятежном, тихом, но при этом неуловимо искусственном мире я терял Хип. Она все больше отдалялась от меня, и, что самое странное, даже обидное, я и сам чувствовал, как мой бывший стажер, девчонка, без которой я уже не мыслил себя, становится совсем чужой, даже малознакомой. Координатор, разговоры с которым становились все более редкими, пытался нас оживить… хм, я даже как-то нашел силы сыронизировать по этому поводу. Бывший ученый при этом почему-то выглядел виноватым, прятал взгляд. Помнится, он немного удивился тому, что мы так «спокойно» отреагировали на его исповедь. Хип, боготворившая Доктора, всерьез расстроилась и молчала весь вечер, когда узнала, что мы просто удачно подвернулись под руку, что только наша пара смогла бы выполнить задание — Монолит не смог бы исполнить чужое желание в том случае, если у человека имелось бы свое собственное. Что Лунь, по словам Координатора, был идеальной кандидатурой — навсегда выжженная память о жизни до Зоны, какие-то личностные особенности. И, что самое главное, Доктор понял, что этот седой в свои тридцать с небольшим, едва не забитый Зоной насмерть сталкер, в сущности, счастливый человек. А у счастливых по-настоящему людей обычно нет заветных желаний. Они им ни к чему. Счастливый… может быть, и был я таким. Сейчас уже не помню, что такое счастье… наверное, что-то теплое, ласковое в груди, на том месте, где сейчас безразличная пустота и слабый намек на боль, когда Хип, равнодушно скользнув взглядом, просто уходит на берег реки, чтобы вернуться только под вечер. Координатор почти прекратил с нами общение, когда понял, что его бесполезно искать — он теперь сутками сидел с закрытыми глазами, отдавая неслышным шепотом приказы, рекомендации, непостижимым образом управляя своей группировкой. Впрочем, когда он отвлекался, я часто видел в его мертвом взгляде вполне человеческое чувство — вину. Потом он качал головой и снова уходил в себя — Прохоров все чаще становился Координатором. И еще курить он стал намного больше — в доме постоянно висели пласты сизого вонючего дыма. Вскоре я перестал даже заходить в выделенные для нас комнаты, оставаясь на ночь в лесу — густая, темно-синяя ночь этого мира успокаивала, дарила мир, в тишине леса ни о чем не думалось, а утром провожал взглядом молчаливые фигуры, исчезающие в мерцающем тумане реки. |
