Уолтер Миллер. Дартселлер
В «Универсале» на Пятой авеню давали «Иуда, Иуда» и, судя по афишам, все роли исполняли люди. Райен Торнье несколько недель копил деньги и наконец купил билет на послеобеденный спектакль. Была возможность посмотреть пьесу, прежде чем, как можно было предвидеть, у театра кончатся деньги и после нескольких недель напряженной, но бесполезной работы занавес опустится в последний раз. Райена переполняло радостное ожидание. Он работал в Новом Королевском театре уборщиком, где изо дня в день вынужден был наблюдать жалкие судороги нового «драматического искусства», и возможность еще раз побывать в настоящем театре была для него как глоток чистого воздуха. В среду утром он пришел на работу на час раньше и с усердием принялся за уборку. Закончив работу к часу дня, он принял душ, надел костюм и, волнуясь, поднялся по лестнице, чтобы отпроситься у Империо Д'Уччии. Д'Уччия сидел за шатким письменным столом. Стена позади него была увешана фотографиями легко одетых знаменитых актрис прошлого. Он с непроницаемой улыбкой выслушал просьбу своего уборщика, затем встал, оперся на стол и уставился на Торнье своими маленькими черными глазками. – Уйти? Вы хотите уйти после обеда? – он затряс головой, не в силах поверить в такое. Торнье беспокойно переступил с ноги на ногу. – Да, сэр. Я уже закончил работу, и здесь будет Джиггер, на случай если вам что‑нибудь понадобится… – Он замялся. Д'Уччия недовольно наморщил лоб. – Два года я вообще ни разу не отпрашивался, мистер Д'Уччия, – продолжал Торнье, – и я был уверен, что вы не будете против… после всех сверхурочных, которые я… – Джиггер, – буркнул себе под нос Д'Уччия. – Что еще за Джиггер? – Он работает в «Парамаунте». Их театр сейчас закрыли на ремонт, и ему не составит труда… – Я плачу вам, а не Джиггеру. И вообще, что это значит? Вы вымыли пол, убрались и все закончили, так? И теперь вы требуете выходной. От этого‑то вся мерзость и заводится, что у людей слишком много свободного времени для безделья. Пусть машины работают! А людям подай побольше времени для всяких гадостей. – Директор театра встал из‑за стола и заковылял к двери. Он высунул голову в коридор, затем проковылял назад и уставил на длинный и благородный нос Торнье короткий и толстый указательный палец. – Когда вы в последний раз натирали пол в коридоре, а? Торнье от удивления даже рот открыл. – Так как же, я… – Не рассказывайте мне сказки. Посмотрите, что творится в коридоре. Посмотрите! Он грязный. Вы должны сами это видеть. Он схватил Торнье за руку, подтащил к двери и эффектным жестом указал на старый, истертый паркетный пол. – Ну? Видите? Грязь уже утопталась! Когда вы в последний раз его натирали, а? Расстроенный уборщик покорно пожал плечами и вздохнул. Его усталые серые глаза натолкнулись на ликующий взгляд Д'Уччии. – Так вы отпускаете меня после обеда или нет? – спросил он уже безо всякой надежды. Ответ он знал заранее. Но Д'Уччия мало было просто отказать. Он начал вышагивать по комнате взад‑вперед. Он был явно глубоко задет. Он бдительно стоял на страже системы свободного предпринимательства и славных традиций театра. Он говорил о золотых добродетелях, трудолюбии и долге. Он размахивал руками и напоминал Торнье разъяренного бульдога, лающего на ворону. У Торнье покраснело лицо и побелели губы. – Мне можно идти? – А когда же вы думаете натирать пол? Чистить кресла и лампы? И когда же Вы уберетесь в гардеробе, а? – Он пристально взглянул на Торнье, повернулся на каблуках и подошел к окну. |
