После надругательства над паркетом, Лангернар, в теле юного мага, взял чернильницу и нанёс чёрно-красные, непонятные символы на тазы. Следом расстелил неподалёку большой кусок толстой, прочной ткани и подошёл к директору.
— В круг, — приказал Лангернар, и обнажённый Гарчек поспешно встал в самый центр схемы, подозрительно напоминающую мишень для тренировок дистанционных атак.
Там ему натёрли лысину сливочным маслом так густо, что оно начало стекать с ушей и капать на волосатую грудь. Затем бог протянул ему пузатую бутыль крепкого вина и приказал выпить до дна.
Когда Гарчек и Пак победили свои напитки, Лангернар уже закончил нанесение символов на отрез ткани и терпеливо ждал.
— Начинаем! — скомандовал бог в теле мальчишки, обращаясь к директору. — Когда глаза начнут закрываться – не сопротивляйся!
Толстый апостол тут же вскочил, нахлобучил таз на голову и, держа его обеими руками, медленно двинулся по периметру круга. Он что-то бормотал себе под нос и низко приседал через каждые два шага. Выглядело всё это донельзя глупо, пока сам Лангернар не начал делать тоже самое, только двигаясь в противоположном положении, а окружающий магический туман не начал странно вибрировать.
— Реалтранхайер, реалтрансхайер… — Гарчек сумел разобрать слова неизвестного языка и его пробил озноб от прикосновения к тайнам древности.
Постепенно монотонные голоса слились в сплошной гул, а из-за однообразных и медленных движений студентов, глаза непроизвольно расфокусировались и закрылись. Тут же раздался спокойный, вкрадчивый голос Грина, перемежающийся с нарастающим бубнежом Пака:
— Дерево, ты старое дерево и листья твои давно опали…
— Реалтранхайер, реалтрансхайер…
— Взгляни на себя со стороны, ты видишь молодые побеги у корней?
— Реалтранхайер, реалтрансхайер…
— В тебе ещё теплится жизнь!
— Реалтранхайер, реалтрансхайер…
— Повернись к солнцу, почувствуй его тепло… — голоса становился всё громче, и директор ощутил настоящее, такое тягучее тепло солнечных лучей на своей груди.
— Реалтранхайер, реалтрансхайер…
— Оно окутывает тебя и застывает под твоей корой… — Гарчек чувствовал, что грудь действительно обрастает плотной корой, а тепло солнца превращается в его собственную, вязкую смолу, навсегда оставаясь с ним.
— Пришло время направить эту энергию жизни к оголённым ветвям! — тут голос Лангернара стал совсем громким и приглушённый, металлический гул вторил его словам, пробирая до костей.
Гарчека окутало небывалое волнение, и полностью проникся торжественностью этого древнего таинства.
— Эпиляциус! — раздался вдруг резкий крик, полностью выбивший его из состояния медитации.
Директор распахнул глаза от неожиданности и первое, что он увидел, были руки Лангернара, отрывающее от его груди кусок ткани вместе с волосами, прилипшими к воску и смоле.
Слёзы брызнули из глаз старика и дыхание перехватило так, что он не мог даже пискнуть, не то, что закричать! Но это был далеко не конец ритуала…
Оба таза в руках Пака, до этого негромко теревшиеся друг об друга, теперь с грохотом сталкивались, а сам жирдяй скакал вокруг, орал: «Трансхайер! Реалтрансхайер!» и крутился вокруг собственной оси при прыжках.
Грин резко обернул волосатую ткань вокруг головы директора и с силой затянул узел под подбородком.
— На колени и славь солнце! — трубным голосом взревел парень.
Дезориентированный Гарчек бухнулся на колени и воздел руки к потолку.
— Славься солнце! — не своим голосом закричал директор, испытывая демоническую смесь стыда, боли, надежды и благоговения.
— Благодари землю! — вновь проревел Лангернар так, что, кажется, пол задрожал. |