|
Но переписка началась после выставки: Хаксли прислал свою статью. Вопреки распространенному мнению, близкими друзьями они не стали. Поначалу не были и единомышленниками. Хаксли родился в 1825 году в семье учителя математики; семья обеднела, его забрали из школы, отдавали в обучение врачам и аптекарям. Вундеркинд, самоучка, он выучил греческий, латынь, немецкий, к шестнадцати годам прочел массу философских трудов, окончил фармацевтическое училище, в семнадцать его приняли на обучение в больницу Чаринг-Кросс, в двадцать он получил золотую медаль по анатомии и физиологии, служил флотским врачом, участвовал в экспедиции в Австралию, исследовал то, что интересовало и Дарвина: кораллы, беспозвоночных; изучал туземцев и был о них, в противоположность Дарвину, высокого мнения. Вернувшись в Англию, представил отчеты, вызвавшие восхищение, попал под покровительство Оуэна, в 25 лет был избран в Королевское общество, награжден Королевской медалью, принят в лучших кругах. Похоже на историю Дарвина, только Хаксли был беден и характер его был другой. Резкий, остроумный, оратор, боец, организатор, администратор; высокий широкоплечий красавец. Уильям Ирвин, «Ангелы и викторианцы»: «Он обладал Вольтеровой воинственностью, его жадным любопытством к фактам и теориям, его неистребимым, но зачастую исполненным духа отрицания и недоверчивости здравым смыслом, рождающим порой невосприимчивость к широким и дерзновенным замыслам…»
Хаксли прислал Дарвину статью о происхождении морских ежей. Он считал, что различные виды произошли от архетипа, «ежа вообще»; исследователи находят, что его толкование отличалось от оуэновского, но мы не будем углубляться в детали: по мнению Дарвина, общий предок животных одного класса был существом «из плоти и крови», а для Хаксли это была абстракция. Дарвин написал, что ему сомнительно, чтобы архетип мог кого-то породить. Неизвестно, что ответил Хаксли, следующее сохранившееся письмо вновь адресовано ему: в ноябре 1851-го вышли два тома дарвиновской монографии «Современные морские уточки» («The Lepadidae; or, pedunculated cirripedes») и «Ископаемые морские уточки» («The fossil Lepadidae, or, pedunculated cirripedes of Great Britain»), и автор просил Хаксли их прочесть. Монографию одобрили все, включая Оуэна, никто не нашел ничего «крамольного». Критики не было — преимущество автора, пишущего о предмете, в котором никто, кроме него, не компетентен. Теперь он писал два тома о морских желудях. Водолечение бросил. Он думал, оно излечит его, а оно только временно облегчало болезнь. Ну и пропади оно пропадом, еще время на это тратить. Чувствовал себя сносно. 2 декабря у соседей, от которых англичане все время ждали плохого, произошел переворот: президент, Луи Наполеон, ликвидировал законодательную власть. В Даун-хаузе гостил Саливен, пугал войной с французами. Бежать, но куда? С такой семьищей, без надежды на выздоровление, — некуда. Лучше смириться и написать в «Хроники садовода», как обустроить глубокий колодец, какой длины цепь делать и из чего. (Завязалась бурная дискуссия о колодцах.) В феврале 1852-го отдали Уильяма в школу Регби (город в графстве Уоркшир). Почему не в Брюс-Кастл? Фоксу: «Никто больше меня не презирает стереотипное, глупое классическое образование; и все же я не нашел смелости…» Едва Уильям уехал, отец затосковал, решил, что другие мальчики будут учиться ближе к дому. На второй день пришло письмо. Ответ: «Мой дорогой старина Вилли… твое письмо такое хорошее и рассказало нам все, что мы жаждали услышать: тебе, наверное, было тяжело писать его. Мы рады, что тебе удобно и ты доволен; ты вступил на долгий путь. Какую огромную, ужасную гонку тебе пришлось пройти…» (Имелись в виду вступительные экзамены.) Отец расспрашивал: с какими мальчиками Вилли общается, что читает, каков его наставник, что он делал до завтрака, и после завтрака, и перед обедом? «А у нас ничего особенного; один день походит на другой: я утром гуляю и все время думаю о тебе, Джорджи рисует конных гвардейцев, Ленни все такой же толстяк». |
