Оказавшись у себя в комнате, я вздыхаю с облегчением и принимаюсь гуглить симптомы. Поставив себе с десяток психических расстройств, начинаю гуглить самого дешевого психолога в этом районе Нью-Йорка. Оказывается, что такой принимает в паре кварталов отсюда. На часах девять вечера. Я набираю номер и прошу мистера Джейкобсона к телефону.

— Слушаю, — раздался в трубке очень взрослый мужской голос. Чересчур громко вздохнув, я все-таки набираюсь смелости записаться на завтра. На любое удобное ему время. Ему удобно встретиться в пять вечера.

На следующий день где-то с восьми утра и до пяти вечера я сижу в кафе напротив дома, где принимает мистер Джейкобсон. Маленькое офисное здание, самого невзрачного вида. Учитывая непрекращающийся дождь за окном, впечатление дом производит весьма паршивое.

Мистер Джейкобсон принимает в офисе на третьем этаже. За тяжелой железной дверью небольшой кабинет с развешанными повсюду картинами. Мистер Джейкобсон, мужчина лет сорока с тронутыми проседью волосами, пристально смотрит на меня. Я шмыгаю носом, громко вздыхаю и плюхаюсь на кресло.

— Мне кажется, я догадываюсь о причине вашего визита, — медленно говорит он. Неудивительно. История о судебном процессе над Джереми Флемми попала в несколько газет. Все-таки он был из очень уважаемой семьи. Я не знаю, что ответить на эту фразу мистера Джейкобсона.

— Я… я батончики в магазине рассыпала, — говорю я.

— Батончики? — недоуменно спрашивает психолог.

— Шоколадные, — киваю я.

— Тогда, возможно, я ошибся. Расскажите, чего вы хотите от этого сеанса? — Он откидывается на спинку кресла и скрещивает руки на груди. Вот точно видел этот жест в каком-то дешевом сериале и сейчас решил его повторить.

— Хочу стать социопатом, — говорю я.

Он усмехается.

— Даже не представляешь, насколько ты неоригинальна. С этой просьбой каждый первый приходит, — говорит он. — Нужно объяснять, что это невозможно?

— Нет. Не нужно, — протягиваю я. — Знаете, из любого человека можно сделать жертву, но…

— Очень сложно сделать из жертвы человека. У Ванды Макдрайв учились? — спрашивает он.

— Откуда вы знаете?

— Мы с ней на одном курсе были, — поясняет психолог. — Она была лучшей на потоке. Знаешь… ты ведь больше не придешь, верно? — спрашивает вдруг он.

— Вряд ли. Это слишком дорогое удовольствие, — честно отвечаю я.

Мы говорим еще сорок пять минут. В основном о том, как поживает Ванда Макдрайв. Не помню в связи с чем, он говорит:

— Это вне профессиональной этики, поэтому денег с тебя не возьму. Это дружеский разговор. Сколько ни практикую, всегда одно и то же. Рано или поздно человек снова превращается в жертву. Это необъяснимо.

В этот момент я смотрю на часы и понимаю, что оплаченное время на исходе. Когда я уже берусь за ручку двери, мистер Джейкобсон окликает меня и говорит:

— Там на первом этаже центр контактной коррекции зрения. У них сейчас какая-то акция. Набор из линз всех цветов за 20 долларов, как-то так. Это хоть с глазами поможет решить проблему.

— Спасибо, — восхищенно говорю я. Это действительно очень полезная информация.

Я захожу в центр коррекции зрения, показываю свой рецепт из клиники: на нем написано, какое у меня теперь зрение.