На воротах была приклеена бумажка с почти размытой дождем надписью: «Звонок не работает. Стучать в окно». Мазии так и сделал. За стеклом, задернутым занавеской, промелькнул чей-то силуэт, и калитка вскоре отворилась. Вышла пожилая женщина:
— Если вы насчет зубов…
— Нет, мне нужно поговорить с Виленом Иосифовичем.
Она посмотрела на Мазина, ничего не спросила, закрыла калитку у него перед носом и исчезла, так, что трудно было понять ее намерения. Но он не ушел и поступил правильно. Старуха вернулась и сказала:
— Зайдите, если не надолго. Болеет он.
Мазин перешагнул порог и очутился во дворе, где росли фруктовые деревья с побеленными сучковатыми стволами. Между ними, на подставках из старых, выщербленных кирпичей, стоял остов некогда голубой «Победы». Под останками машины расположилась собака незнакомой Мазину породы. Увидев пришельца, она оскалила старые желтые зубы.
Дом Гусевых оказался многокомнатным, но комнаты были мелковатыми, тесными, и только пройдя две или три, Мазин попал в большую, зал, как называли такие помещения раньше, хотя и здесь было тесно, повсюду громоздились вещи, и все крупные, беспощадно отнимающие площадь и воздух. Выделялись рояль на пузатых ножках-тумбочках и огромная китайская ваза, рисунок на которой рассмотреть было затруднительно: в доме царил полумрак. Светло было лишь у окна, там, где в кресле-качалке сидел бледный, худощавый человек с темными, зачесанными поперек лысеющей головы волосами. Одет он был в пижамную помятую куртку и эластиковые синие брюки, обтягивающие острые коленки. Рядом, на круглом столике, лежала книга, обращенная названием вниз, и стоял стакан в серебряном подстаканнике с чаем или похожим по цвету на чай каким-то отваром.
— Вилен Иосифович?
— Он самый, — ответил Гусев, глядя вопросительно, хотя и без особого любопытства.
— Оказывается, вы нездоровы, Я постараюсь…
— Можете не стараться. Что за дело у вас?
Мазин невольно глянул на старуху. Гусев заметил взгляд:
— Вы, мама, оставьте нас с товарищем.
Мать вышла беззвучно, а Мазин удивился тому, как ничего не подозревающий Гусев сразу почувствовал, что разговор предстоит не обычный.
— Садитесь, говорите, — предложил он, посмотрев удостоверение Мазина.
— Взгляните, Вилен Иосифович, пожалуйста, на эту вещь.
Мазин достал медальон, и поднял за цепочку. Гусев разглядывал украшение с минуту и постепенно взгляд его менялся, но что выразилось в нем, понять было трудно.
— Кажется, вещь эта вам принадлежала?
Медальон качался между ними, Гусев не спешил протянуть руку, и взять его, а смотрел и смотрел, и уголки его рта кривились, будто разжать рот и начать говорить было ему трудно и даже не под силу.
— Жене моей вещь эта принадлежала, — сказал он наконец, не то согласившись, не то поправив Мазина.
— Вы наследник жены по закону.
Гусев протянул руку. Медальон исчез, прикрытый его худыми пальцами, только конец цепочки остался наруже, обвившись змейкой вокруг запястья.
— Да уж никуда не денешься… Как же мне понять ваш визит?
— Просто, Вилен Иосифович. Видимо, медальон был утерян. Кем, не знаю: вашей ли покойной женой, или тем… — Мазин старался быть деликатным, — кому попал в руки. А теперь нашелся.
— Случайно нашелся?
— Его обнаружил экскаваторщик во время прокладки траншеи.
— И отнес в милицию?
— Нет, продал, но это уже несущественно. В конце концов штука эта к нам попала.
— А вы, значит, помните?
— Приходится, пока преступление не раскрыто. |