– Расскажите о себе, Петр Мартынович – в ответ улыбнулась я, но моя настороженность, несмотря на милый подарок, не исчезла.

– Охотно, – кивнул мой гость и произнес всего одну фразу: – Я живу один.

«Без любви сгорает свечка!» – с переборами пел цыганский ансамбль в ресторане на первом этаже.

– Я заканчиваю работу с уходом последнего клиента, но в ресторане, который внизу, к полуночи все подчистую съедают грузины с близлежащего рынка, так что...

– Грузины так прожорливы? – Петр Мартынович нахмурился. – Я не знал.

– Как-то я зашла заморить червячка в половине первого ночи, – посетовала я, – так ничего, кроме горчицы, там не осталось, представляете?

– Я вам позвоню, – улыбнулся Петр Мартынович, вставая. – «Порто Мальтезе» вас устроит?

И я не стала отпираться... До этой минуты я не знала, как это женщины загораются лишь от одного восхищенного взгляда.

– Знаете, – пробормотала я, – а в созвездии Гидры на днях произошел большой взрыв, и для нашей с вами галактики наступит конец света через несколько миллиардов лет... Ну, когда волны взрыва дойдут до нас...

– До свидания. А вы милая, – напоследок сказал Петр Мартынович и ушел.

В моей голове что-то щелкнуло, и я машинально подняла совок.

– Только любви мне не хватало, – ворчала я, заканчивая уборку. – Интересно, а сколько ему лет?

Петр Мартынович Чернов выглядел лет на пятьдесят с хвостиком.

Меня атакует любовь...

Бобер не пришел, хотя я прождала его до полуночи. Наконец я сообразила, что уже слишком поздно, и стала собираться домой.

«Он сказал, сегодня или завтра, кажется?» – Я попыталась вспомнить, что именно говорил мне Петр Мартынович Чернов у двери, но бросила это неблагодарное дело через пять минут.

«Меня атакует любовь? Или я просто устала от одиночества?» – задала я себе нелегкий вопрос и не ответила на него.

Между аптекой и колбасным магазином целовалась парочка, я люблю, когда целуются люди, значит, у них на тот момент душевная и сердечная связь зашкаливает все мыслимые пределы, вдобавок, не скрою, меня это раззадорило.

«Куда ж он пропал?» – думала я.

Бар «Гибралтар» на углу. Я зашла и выпила кружку пива, что для меня вообще не характерно... Потом не спеша я дошла до дома и услышала в раскрытую форточку, как, звеня стаканами, бранятся сестры Хвалынские, я зашла в подъезд. На душе было тускло.

Поставив кипятить чайник в тесной, заставленной пустыми бутылками кухне, я чуть не забыла про него, потому что, вытащив зеркальце, стала придирчиво разглядывать себя. Я себе не понравилась!

Сестры доругивались. Наконец они замолчали и разошлись по комнатам спать. Видела я их не часто, и лишь однажды они меня удивили, когда на Первое мая оделись прилично и куда-то уехали, приговаривая:

«Эмилия... Пантеон... Ваганьковское кладбище...»

Или мне послышалось тогда? В общем, я не могу поручиться за услышанное.

«Мы на Ваганьково», – вроде бы обронила одна из сестер.

«Ведь это очень известное кладбище?» – подумала я в тот раз.

– Пантеон... – бормотала я, засыпая. – Эмилия... Бобер!

Горький шоколад, сладкий чай, вот какой расклад, ай-яй-яй

За четыре последующих дня я пристрастилась к горячему шоколаду, начиная каждое утро в кофейне на углу.