Изменить размер шрифта - +
 – Ты знаешь, что он в травку добавляет? Героин дерьмовый, чтобы ты скорее спекся!

– У него голландская травка! Он сам говорил! Цуца, сходи к нему! Ну, что тебе стоит? Цуца, я же загнусь на фиг!

– Голландская?! Гонит он, понял!

Когда приехал все тот же врач, сделал укол и, помня о щедрости хозяина, остался сидеть с Геркой, Цуца на кухне объяснил Богушу, в чем тут прикол.

– Голландскую выращивают в теплицах с особым освещением. Получается очень крепкая. Афганка с ней даже рядом не валялась. А Герку чуть на героин не подсадили. Нужно будет, когда он уснет, все там обшарить. У него, может быть, деньги припрятаны. Чтобы не ушел и не купил у Луня этой дряни.

Богуш прислушался – врач что-то там толковал обессилевшему Герке.

– Знаешь, не могу я тебя звать Цуцей, – вдруг сказал он. – Давай как-нибудь по-человечески.

– Да я Цуца и есть, – в который уже раз ответил парень. – Я же в этой тусовке с двенадцати лет. Так Цуцей и помру.

– Откуда у тебя деньги на дурь были? – спросил Богуш. – Не мать же давала.

– Я таких знаю, кому матери дозу покупают – лишь бы дома сидели, – ответил Цуца. – Нет, я такое перепробовал, что вам и не снилось. Молочко – знаете?

– Маковое? – крепко подумав, уточнил Богуш. Что-то такое он где-то когда-то читал.

– Конопляное. Это в августе примерно варят. На всю команду. Это видеть надо! Берут большую кастрюлю, набивают коноплей до упора, заливают молоком – не меньше трех литров, на литр молока берут чайную ложку соды, сода – катализатор, без нее не получится, сливочного масла пачку, и варят.

– Долго? – одновременно пытаясь разобрать, что там бубнит врач, поинтересовался Богуш.

– Часа два-три, не меньше. Можно пять, если жить надоело. Чем больше уварится – тем дурь сильнее. Норма на рыло – триста грамм. Можно еще сгущенку добавить, можно – чайный лист, он тоже служит катализатором. Действует до двенадцати часов. Крыша едет уже через час. Но вонища такая – нос затыкают и пьют.

– Ты только не бросай его, ладно, – попросил Богуш. Он почувствовал, что внутри него словно завод кончился, как у дешевого будильника. И он вдруг живо представил, как Надя, не выдержав криков и слез, сама, своими руками, дает сыну деньги на дурь. Очень четко увидел он лицо жены – и все равно не понял, что за чувство оно выражало: извечную бабью жалость к убогому или обреченность, которая учит покупать хотя бы несколько часов относительного покоя, а потом – будь что будет…

– Да куда я денусь…

Богуш встал из-за кухонного стола.

– Ты тут все знаешь – где точка?

– Вы не найдете – я сам схожу. Чего взять?

– Чего-чего… Ее самую…

Цуца довольно быстро принес бутылку и показал Богушу, как ее нужно взбалтывать, чтобы по водочным завихрениям понять – фабричная или крутка. С гордостью продемонстрировал полосы от клея на этикетке, видные, если смотреть как бы изнутри. Полосы были ровные и правильные – от автомата, как объяснил Цуца. Так что водку можно было пить спокойно – что они и сделали.

Спиртное позволило Богушу вздохнуть с облегчением. Все ведь еще могло наладиться. И следующий день принес некоторое просветление. Цуца устроил подключение к Сетям и сразу же усадил еще невменяемого Герку к монитору, стал ему что-то показывать и рассказывать, не обращая внимание на его замедленную речь и странные движения – как будто он пытался ударить локтем кого-то незримого, молча караулящего за спиной.

Они целый день бубнили на языке, которого Богуш не понимал, и отдельные русские слова казались неестественными, словно попали в речь по ошибке.

Быстрый переход