И вот тут какая-то иркутская старуха шепнула купцу - мол, в Читинском остроге сидит колодник.

– Он доктор. Своих он лечит. Великий искусник он.

Не привирала старуха, сказала правду. Декабрист доктор Вольф был великолепным врачом. До ареста он числился личным лекарем главнокомандующего Южной армии.

Помчался купец в Читу. Бросился к коменданту тюрьмы:

– Спасите! Не забуду! Озолочу!

Долго не мог понять комендант, в чём дело: кого спасать? От кого спасать? Решил, что на купца напали разбойники.

– Да не разбойники. Жена помирает, - стонал купец.

Согласился комендант отпустить заключённого. Посадили Вольфа в телегу. Приставили рядом солдата с ружьём. Поехали.

Вылечил доктор молодую купчиху. Купец от счастья был на десятом небе. Отпуская Вольфа, он поставил перед ним расписной кувшин. Подивился Вольф: что это, мол, такое?

– Вам, - говорит купец. - С огромнейшей благодарностью. От души, от сердца. Внутрь загляни, благодетель, внутрь.

Поднял Вольф крышку, глянул в кувшин. А там полным-полно золота. Нахмурился Вольф. Отодвинул кувшин.

– Не беру. Не беру! Пошли, - сказал караульному.

Уехал Вольф с караульным солдатом, а купец ещё долго стоял над кувшином, остолбенело смотрел на золото.

– Не поймёшь их, каторжных. Ей-ей, не поймёшь!

Своим искусством доктор Вольф прославился на всю Сибирь. Многих он спас от тяжёлых болезней и верной смерти. Даже сам генерал Лепарский и тот у него лечился.

Но денег Вольф никогда не брал. Об этом тоже в Сибири знали. Об этом легенды тогда ходили.

"УЛАН-НОРОК"

Братья Николай и Михаил Бестужевы жили на поселении в Селенгинске.

На сотни вёрст на восток от Байкала тянулись в те годы кочевья бурят. Не жили буряты тогда оседло. Переезжали с места на место, перевозили кибитки, перегоняли скот.

Ехали как-то бурятские семьи, остановились на днёвку рядом с берегом Селенги. Видят, тут же, шагах в ста, на пригорке сидит человек. На коленях лежит доска. На доске бумага. По бумаге чем-то загадочным водит.

Заинтересовались буряты. Подошли чуть поближе.

– Смелее, смелее, - проговорил человек. Это был Николай Бестужев. Он рисовал.

Подошли буряты совсем вплотную. Глянули. Замерли.

Перед ними течёт Селенга, и на бумаге течёт Селенга. Сопки видны правее, и на бумаге они правее. Вот совсем рядом стоит сосна. И на бумаге точь-в-точь такая.

Старик Ивенго стоял как вкопанный.

Заметил это Бестужев. Достал новый лист бумаги. То на Ивенго посмотрит, то над бумагой склонится. Опять на Ивенго глянет, опять к бумаге. Снял наконец бумагу. Повернул. Показал. Глянули все и ахнули. С листа бумаги смотрит на всех Ивенго. Морщинка в морщиночку - как живой!

Отбежали буряты.

– Колдун!

Однако затем вернулись.

– Бери, - протянул Бестужев портрет Ивенго.

Не может, в чём дело, понять старик. Растерянно улыбается.

– Бери, - повторил Бестужев и вдруг по-бурятски: - Бери!

Вновь отбежали буряты.

– Колдун!

Однако скоро вернулись.

Подружился Бестужев с бурятами. Ездил в улусы к ним. Про Петербург, про царя рассказывал. Рисовал и детей и взрослых. На охоту ходил с Ивенго. В свою очередь, буряты часто приезжали в Селенгинск. Здесь братья Николай и Михаил Бестужевы обучали их разным ремёслам: слесарному, столярному, кузнечному.

Николай Бестужев был на редкость талантливым человеком. Он писал рассказы и умел шить сапоги. Знал, как вспахать землю, и мог починить часы. Когда декабристам разрешили снять кандалы, он из цепей выковал кольца. Эти кольца попали потом в Россию, и не было им цены.