- Вы бы посмотрели на дочь, что это за розанчик!

- О! он любит свеженьких женщин, этот старик, - сказал один из гостей, куривший сигару. (Разговор, разумеется, происходил на французском языке, но я передаю его по-русски, что и постоянно буду делать в продолжение этой истории. )

- О! очень люблю! - отвечал г. Шевалье. - Женщины - моя страсть. Вы не верите?

- Слышите, madame Chevalier? - закричал толстый казацкий офицер, который был много должен в заведенье и любил беседовать с хозяином.

- Да, вот он разделяет мой вкус, - сказал Chevalier, потрепав толстяка по эполете.

- И точно хороша эта сибирячка?

Chevalier сложил свои пальцы и поцеловал их.

Вслед за тем между посетителями разговор сделался конфиденциальный и очень веселый. Дело шло о толстяке; он, улыбаясь, слушал то, что про него рассказывали.

- Можно ли иметь такие превратные вкусы? - закричал один сквозь смех. Mademoiselle Clarisse! вы знаете, Стругов из женщин лучше всего любит куриные ляжки.

Хотя и не понимая соли этого замечания, m-lle Clarisse залилась из-за конторки смехом, настолько серебристым, насколько позволяли ей дурные зубы и преклонные лета.

- Сибирская барышня навела его на такие мысли? - И все еще больше расхохотались. Сам m-r Chevalier помирал со смеху, приговаривая: "Се vieux coquin", и трепя по голове и плечам казацкого офицера.

- Да кто они, эти сибиряки: заводчики или купцы? - спросил один из господ во время затихания смеха.

- Никит! Спрашивайт у господа, который приехал, подорожний, - сказал m-r Chevalier. - "Мы, Александр, Самодержес... " - начал было читать г-н Chevalier принесенную подорожную, но казацкий офицер вырвал у него бумагу, и лицо его вдруг выразило удивление.

- Ну, угадайте, кто это? - сказал он. - И все вы хоть по слухам знаете.

- Ну, как же угадать, покажи. Ну, Абдель Кадер, хахаха. Ну, Калиостро... Ну, Петр Третий... ха-ха-ха-ха.

- Ну, прочти же!

Казацкий офицер, развернув бумагу, прочел: "Бывший князь Петр Иваныч" и одну из тех русских фамилий, которую всякий знает и всякий произносит с некоторым уважением и удовольствием, ежели говорит о лице, носящем эту фамилию, как о лице близком или знакомом. Мы будем называть его Лабазовым. Казацкий офицер смутно помнил, что этот Петр Лабазов был чем-то знаменитым в двадцать пятом году и что он был сослан в каторжную работу, - но чем он был знаменит, он не знал хорошенько. Другие же никто и этого не знали и ответили: "А! да, известный" точно так же, как бы они сказали: "Как же, известный!" про Шекспира, который написал "Энеиду". Больше же они узнали его потому, что толстяк объяснил им, что он брат князя Ивана, дядя Чикиных, графини Прук, ну, известный...

- Ведь он должен быть очень богат, коли он брат князя Ивана? - заметил один из молодых. - Ежели ему возвратили состояние. Некоторым возвратили.

- Сколько их наехало теперь, этих сосланных! - заметил другой. - Право, их меньше, кажется, было сослано, чем вернулось. Да, Жикинский, расскажи-ка эту историю за восемнадцатое число, - обратился он к офицеру стрелкового полка, слывшему за мастера рассказывать.

- Ну, расскажи же.

- Во-первых, это истинная правда и случилось здесь, у Шевалье, в большой зале. Приходят человека три декабристов обедать. Сидят у одного стола, едят, пьют, разговаривают. Только напротив их уселся господин почтенной наружности, таких же лет и все прислушивается, как они про Сибирь что-нибудь скажут. Только он что-то спросил; слово за слово, разговорились, оказывается, что он тоже из Сибири.

- И Нерчинск знаете?

- Как же, я жил там.

- И Татьяну Ивановну знаете?

- Как же не знать!

- Позвольте спросить, вы тоже сосланы были?

- Да, имел несчастие пострадать, а вы?

- Мы все сосланные четырнадцатого декабря.