Мы спокойно сосуществуем с тысячами неразгаданных тайн, которые занимают нас по утрам минут на десять, а потом мы о них забываем, и они словно исчезают, не оставляя ни боли в душе, ни следа в памяти. Мы не хотим вдаваться в подробности, не хотим задерживать внимание на какой бы то ни было истории: мы предпочитаем узнавать о новых несчастьях, приключившихся с другими людьми. Мы словно каждый раз говорим себе: "Какой ужас! Так, посмотрим, что там еще случилось, какого еще кошмара нам удалось избежать?" Мы хотим чувствовать себя неуязвимыми и бессмертными каждый день — по контрасту с теми, кому это не удалось, — а потому давайте, рассказывайте нам новые ужасы, потому что вчерашние мы уже пережили.
Удивительно, но в те два дня о самом погибшем писали мало. Только то, что он был сыном одного из основателей "Девернэ Филмз" и что сам работал в этой компании, которая за последние десятилетия чрезвычайно разрослась и давно вышла за рамки прежней деятельности, прочно обосновавшись в самых разных отраслях экономики — имела даже собственные авиакомпании, осуществлявшие перевозку пассажиров по низким ценам. После смерти Девернэ в газетах не было напечатано ни одного некролога, никто из его друзей или коллег не написал воспоминаний о нем, не рассказал, каким он был человеком или каких успехов добился при жизни. Это было странно: любой крупный предприниматель (даже если он не очень известен), особенно если он трудится в кинобизнесе, всегда имеет связи в прессе или друзей, у которых есть такие связи, и нет ничего необычного в том, что кто-то после его смерти из самых лучших побуждений поместит в газете прочувствованный некролог — скажет об усопшем несколько добрых слов, из которых станет понятно, что мир стал без него чуточку хуже. Как часто мы узнаем о существовании человека, только когда это существование уже закончилось, и узнаем именно потому, что оно закончилось!
Единственная фотография была та, которую успел сделать репортер, пока Десверну пытались оказать помощь, перед тем как увезти. К счастью, в интернете ее почти нельзя было рассмотреть: она была очень маленькая и нечеткая. Я говорю "к счастью", потому что мне невыносимо было видеть в таком состоянии человека, который при жизни всегда выглядел безупречно и всегда излучал радость и веселье. Я не стала рассматривать фотографию — не хотела этого делать. А газету, в которой я впервые увидела снимок (там он был гораздо крупнее и четче, чем в интернете), я давно выбросила — не рассмотрев, даже не поинтересовавшись, что за мужчина на нем изображен. Если бы я тогда знала, что это не совсем чужой мне человек, а тот, кого я видела каждый день и кого мне было за что благодарить, я не устояла бы перед желанием рассмотреть фотографию, а рассмотрев, почувствовала бы еще большее возмущение и еще больший ужас, чем если бы человек на снимке был мне не знаком. Да и как тут не возмутиться: мало того, что его жестоко убили на улице среди бела дня, когда он меньше всего этого ожидал, так потом еще — именно в силу того, что его убили на улице (в "общественном месте", как почтительно и тупо теперь принято говорить) — выставляют напоказ его унижение: пусть все видят, что с ним сотворили!
На маленькой фотографии в интернете его почти нельзя было узнать. Но в тексте сообщалось, что этот мертвец (или умирающий) — Десверн, и у меня не было оснований не верить. Он бы наверняка пришел в ужас от одной только мысли, что может предстать перед посторонними в таком виде: без пиджака, без галстука, даже без рубашки (или в расстегнутой рубашке — на снимке было не рассмотреть. И где-то теперь его запонки, если их кто-то отстегнул?), что будет лежать посреди улицы в луже крови, привлекая внимание всех проходящих и проезжающих мимо, — опутанный трубками и окруженный медиками, пытающимися ему помочь, обессиленный, бесчувственный. Его жену эта фотография наверняка тоже ужаснула бы. |