И он был твердо настроен против херувимов, хотя над колоннами располагался благородно-возвышенный фриз, изображающий что-то аллегорическое с участием дев и ваз. В большинстве ваз и, как заметил Мойст, на некоторых девах, гнездились птицы. Злобный голубь покосился на Мойста с каменной груди.
Мойст часто проходил мимо этого места. Оно никогда не было особенно оживленным. А позади него находился Королевский Монетный Двор, который вообще никогда не подавал признаков жизни.
Сложно представить себе более уродливое здание из тех, что не выигрывали в архитектурных конкурсах. Монетный Двор был мрачной постройкой кирпично-каменной кладки, с высокими узкими зарешеченными окнами и дверями. Всем своим видом строение будто говорило миру «Даже не думай».
До сих пор Мойст о нем и не думал. Ведь это был монетный двор. Место, где вас переворачивают вниз головой над ведром и вытрясают все на свете, прежде чем выпустить наружу. И у них там всюду охрана и двери с шипами.
И Ветинари хотел поставить его во главе всего этого. В такой здоровенной бочке меда обязательно должна быть и нехилая ложка дегтя.
— Скажите, милорд, — осторожно произнес Мойст, — что произошло с человеком, занимавшим раньше эту должность?
— Я предполагал, что вы спросите, так что выяснил. Он умер на девяностом году жизни, от сердечного приступа.
Звучало неплохо, но Мойст прожил и повидал достаточно, чтобы продолжить расследование.
— Кто-нибудь еще в последнее время умирал?
— Сэр Джошуа Роскошь, председатель банка. Умер полгода назад в своей постели, в возрасте восьмидесяти лет.
— Есть множество неприятных способов умереть в собственной постели, — отметил Мойст.
— Не спорю, — признал Лорд Ветинари. — Однако, в данном случае это произошло в объятиях молодой женщины по имени Душечка после огромной порции устриц. Насколько это было неприятным, я боюсь, мы никогда не узнаем.
— Она была его женой? Вы сказали, это случилось в его собственной…
— У него были аппартаменты в здании банка, — прервал его Ветинари. — Обычная привилегия, весьма полезная в случаях, — Ветинари сделал секундную паузу, — когда он работал допоздна. Миссис Роскошь не присутствовала при этом событии.
— Если он Сэр, то разве она не должна быть Леди? — насторожился Мойст.
— То, что ей не нравится быть Леди — это весьма характерно для миссис Роскошь, — сказал Лорд Ветинари. — А я уважаю ее желания.
— И часто он «работал допоздна»? — Мойст старательно выделил слова Ветинари в кавычки. Не Леди, значит, да? — подумал он.
— С поразительной для его возраста регулярностью, как я понимаю.
— О, неужели? Знаете, кажется, я припоминаю некролог в Таймс. Но вроде там не было деталей такого рода.
— Да, и куда только катится пресса, диву даешься.
Ветинари повернулся и обозрел здание.
— Из этих двух я предпочитаю откровенность Монетного Двора, — сообщил он. — Он рычит на мир. Сборщики налогов занимают два верхних этажа, что может вызвать некоторое беспокойство… Как вы думаете, мистер Липовиг?
— Что это за круглая штуковина, которая торчит из крыши? — спросил Мойст. — Из-за нее здание становится похожим на свинью-копилку с застрявшей в щели монетой!
— Как ни странно, ее действительно называют Дурной Пенни, — ответил Ветинари. — Большое колесо, снабжающее энергией машины для чеканки монет и тому подобное. Оно приводилось в движение заключенными в те времена, когда термин «общественные работы» был не просто словом. |