|
Оля передернула плечиками, личико едко скривилось. - А ты знаешь, что это такое? - Куда уж мне. Его вдруг опять заело: пусть она маленькая и хилая, а потакать ей ни в чем нельзя - за человека считать не будет! - И знать не хочу, - отрезал он. - Какие-то каменные уроды. - Сам ты урод! Они скифские каменные бабы, а ты… Откуда она все это знает? Ведь моложе его… Одик толкнул ее, не сильно толкнул - так, чтобы не упала, напрягся и лихо вскочил на кирпичный барьерчик у окна и заглянул внутрь: в большой комнате за стеклянными витринами темнели ископаемые кости, доисторические каменные ступки, наконечники стрел, бронзовые вещи, какие-то огромные глиняные сосуды и прочая музейная дребедень… - Мура! - Он спрыгнул на землю. - Поехали дальше. Мимо них проходили мальчишки. Один из них вдруг наклонился к нему и пронзительно свистнул в самое ухо, второй крепко поддал его коленом под зад, и Одик больно стукнулся лбом о каменного истукана. Он устоял на ногах, сжал кулаки и крикнул: - Как вы смеете! - Но мальчишки, наверно, и не слышали: они уже были далеко и громко хохотали. - Трусы! - Одик потер лоб. - Трусы всегда спасаются бегством! - Уж ты бы им показал, - сказала Оля. - Ног бы не унесли. Одик нахмурился. Почему-то опять вспомнились выстрелы в ночи и брошенная в него медуза… Бр-р-р, какая холодная и скользкая, и глаз сразу защипало. Одик замкнулся. Они молча ходили по улицам, и он даже решил не покупать ей "Мишку на севере": нельзя перед ней рассыпаться… Даже заснул он в эту ночь не сразу, а долго ворочался и вздыхал: думал сделать лучше, а что получилось? Когда он наконец заснул, и очень крепко, его стали тормошить. Одик разжал веки - у кровати стояла Оля и шептала в самое ухо: - Вставай… Идем к морю, пока мама спит. - Зачем? Я спать хочу. Оля стащила, с него одеяло, и ему стало прохладно. - Отстань! - Тогда я пойду одна. Одик стал протирать глаза и, давя рукой зевоту, подыматься. Море было тихое, как огромное озеро, - даже наката не было, и берег был непривычно пустынный - ни души. Ни музыки, ни хохота и визга, ни загорелых тел и плеска купающихся. И во всем этом - в глубокой тишине, и в гальке, и в переливах солнца на воде, и в синей дали - было что-то таинственное, что-то загадочное. - Смотри, как дельфины играют! - Оля показала на море. Три черных силуэта, ловко изгибаясь в воздухе, выскакивали из воды, и брызги зажигались на солнце. - Говорят, они очень умные, - сказала Оля, - и все понимают. - Они и выпрыгивают сейчас, чтобы на тебя полюбоваться! - сказал Одик и пожалел. Дельфины вдруг исчезли. - Знаешь, почему они спрятались? - спросила Оля. - Ну? - Терпеть не могут глупых разговоров. Одик промолчал и решил не обижаться. А сам подумал: странное дело, но почему-то и вправду, когда пляж полон народу, он ни разу не видел дельфинов. Боятся? Или они и верно, как о том пишут в некоторых книгах, настолько обогнали человека в своем развитии, что вид их не доставляет им большой радости? - Смотри, пароход… - Оля показала на горизонт. - Его и не видно, один дым… Ой, краб! - Она подбежала к водорослям - они грядой лежали на гальке, - и небольшой крабик, очень похожий на громадного паука, бочком пробежал по влажным камешкам и скрылся в воде. - А вон скалы. - Оля кивнула в ту сторону, где вдалеке виднелся причал и какие-то строения по берегу: там темнели большущие каменные глыбы. - Пошли туда… Хорошо, что наши спят! - Пошли, - сказал Одик. В самом деле, почему бы не пойти? С добрый километр шли они по хрустящей гальке, по сухим водорослям, по мусору, оставленному пляжниками, - обрывкам газет, ореховой скорлупе Вот и громадные глыбы. |
