Ах, если б знал бедняга Селим, как далека была сейчас от мыслей о нем его обожаемая Селта!

В «детской» возня делается все тише и тише.

— Ну, вот и все! Теперь ты настоящая княгиня, Селтонет! — с восхищением оглядывая стоящую перед зеркалом татарку, говорит Глаша.

Селтонет самодовольно улыбается. Действительно, княгиня! У кого из здешних девушек найдется такая поступь, такая величавая осанка? Вот бы пойти в кунацкую, блеснуть там за ужином, ослепить их там всех, включая сюда же и признанную всеми красавицу Даню! Да нельзя, Глаша торопит, надо идти туда…

— Девочки! Что вы там замешкались? Ступайте ужинать! — слышится внизу лестницы голос тети Люды, и ступени лестницы, ведущей в детскую, скрипят под её легкими торопливыми шагами.

— Все пропало! — шепчет испуганно Глаша, и так крепко стискивает пальцы своей старшей подруги, что та едва ее вскрикивает от боли. — Все пропало!

Селтонет смущена не менее Глаши.

Но вот лицо девочки краснеет, глаза загораются каким-то странным огоньком, она делает порывистое движение и шепчет:

— Слушай, ты открой и скажи, что примеряла костюм. А спросят, где я, — скажи не знаешь… А как уйдет тетя Люда, незаметно сойди вниз, я буду ждать тебя у камня. Ты знаешь где…

— Куда ты, куда?

Но испуганный вопрос замирает на губах Селтонет. Одним скачком Глаша очутилась на подоконнике и протянула вперед худенькие руки. Под самым окошком растет молодой каштан. Его ветви упруги и гибки…

— Дели-акыз! Безумная! Что ты делаешь?

Но уже поздно. Глаша уже повисла в воздухе… Ветки затрещали, и девочка, беспомощно распластавшись, полетела прямо вниз, в гущу розовых и кизилевых кустов.

Две-три колючки шиповника впились ей в руку, ногу и плечо.

Но Глаша не издала ни звука и, потирая ушибленные и исколотые места, направилась, прихрамывая, к условленному месту. Отсюда, с большого камня, была видна вся галерейка, с выходящими в нее из кунацкой окнами, ярко освещенными в этот поздний час.

Вдруг за спиной девочки раздался отрывистый затаенный шепот.

— Тсс… Сердце мое, ты?

— Фу ты, как испугала! Как незаметно подкралась, Селта! Ну, что тетя Люда? Ничего не заметила? Нет?

— В комнату не заходила, стучала только у двери. Я сказала ей, что не хотим ужинать, что голова болит у меня, а ты уже спишь. Напрасно ты прыгала, бирюзовая, из второго этажа. Обошлось бы и так. Болит нога?

— Э, вздор, заживет…

— Смотри, смотри! — вдруг хватая Глашу за руку, шепчет Селтонет. — Там за рекою огонь на башне!..

— Ну, так что же? Огню и надо быть. Значит, Рагим уже там. Ждут нас. Живее же, Селточка, живее бежим туда!

Сердце прыгает даже у Глаши, когда она и Селтонет, раздвинув розовый куст, попадают в неглубокую яму. Отсюда начинаются ступени, а дальше подземный ход.

— Ля иллях иль Алла, Магомет Рассуль Алла! Астафиор Алла! — шепчет набожно молитву татарка.

Глаша энергично шагает впереди, освещая путь маленьким электрическим Фонариком, предупредительно захваченным с собой.

— Где же змеи? Где летучие мыши? Где жабы? Куда попрятались они? Говорили, что их целая масса в этом проходе…

— Что ты? Что ты? Молчи, бирюзовая, — испуганно лепечет Селтонет. — Алла Афды. Храни нас, Аллах!

— Ха-ха-ха! И трусиха же ты, Селта!

Глаша смеется, но смех её звучит не весело, а как-то глухо и дико под землей.