Тысяч пятнадцать футов, и не очень густые. Возможно, что двенадцать тысяч недостаточная высота для атаки. Греки говорили, что «Савойи» держатся примерно на десяти тысячах. Но они могут подняться и выше, чтобы уйти от зениток. Грекам не следовало бы открывать зенитный огонь.
Все это пронеслось в уме у Квейля, пока он шагал по аэродрому. Когда он подошел к небольшому короткотелому самолету, окрашенному в защитный оранжевый цвет, из кабины вылез моторист. Мотор самолета работал устойчиво и мягко.
— Все в порядке, сержант? — обратился Квейль к низкорослому человеку, стоявшему подле самолета.
— В полнейшем. В кабине еще немножко подтекает масло, но педали я вытер начисто. Не ступайте на пол, и подошвы не будут скользить.
Стройный молодой летчик натянул на себя подбитый мехом непромокаемый комбинезон, укрепил ремни парашюта, ступил на крыло, подтянулся и легко влез в кабину. Он надел шлем, пристегнул у рта микрофон, затормозил колеса шасси и прибавил газу. Затем он отпустил тормоза и нажал на правую педаль. Самолет сделал поворот и под гогочущие выхлопы мотора вприпрыжку поскакал по зеленым рытвинам взлетной площадки. Еще три самолета рулили по аэродрому с разных направлений. Все это были «Гладиаторы», как и самолет командира звена. Юный Горелль уже поставил свою машину носом против ветра и поджидал других. Один за другим они обходили его и становились в строй, образуя как бы наконечник стрелы. Квейль подошел последним и занял место на острие.
Обведя взглядом весь строй, Квейль тронул ручку управления, дал газ и рванулся вперед. Пять самолетов медленно запрыгали по аэродрому, набирая скорость; хвосты поднялись вверх, колеса постепенно оторвались от земли и касались дерна лишь на бугорках, но продолжали вертеться, пока земля не ушла из-под них окончательно. Самолеты легко взлетели. Широкой кривой пять истребителей развернулись над кольцом гор, окружавших аэродром, и стали набирать высоту над Афинами.
Поднимаясь, Квейль мог видеть внизу новый город. На улицах не замечалось никакого движения: в городе была объявлена воздушная тревога. Акрополь плоским белым пятном лежал между городом и морем. А вокруг тянулись зеленые луга и сплошная шапка лесов.
Вот мы и здесь, думал Квейль, окидывая взглядом свое звено, следовавшее за ним в сомкнутом строю. Как все это просто случилось. Просто, — потому что чего же проще, если ты где-то должен быть. В один прекрасный день, когда они стояли в Фуке и самум бушевал в пустыне, Хикки сказал: «Должно быть, нас пошлют в Грецию». С этого началось. Но наверное никто не знал, даже когда Квейль и Хикки покинули Фуку и вылетели в Гелиополис под Каиром. Хикки был командиром эскадрильи, и так как он направлялся в Каир, а остальные «Гладиаторы» уже собрались на ремонт в Гелиополис, можно было догадаться, что предстоят перемены.
Аэродромный автобус поджидал Хикки, чтобы свезти его в штаб. Финн и Джон Херси были на аэродроме. Они рассказывали, что отлично проводили время, пока их самолеты были в ремонте, а потом собирались вернуться в Фуку, но штаб задержал их. Им очень хотелось знать, что все это означает. Вскоре всей эскадрилье стало известно, что Хикки тоже прибыл в Каир.
Днем летчики сидели в каирском баре и пили пиво в ожидании Хикки, застрявшего в штабе на другом конце города. Вернувшись из штаба, Хикки пожал плечами и сказал: «Греция», — и все молча погрузились в размышления. Им хотелось потолковать между собой, но приходилось молчать, потому что это была пока военная тайна. Все же вечером, когда Хикки и Квейль возвращались в штаб, Хикки сказал, что, кроме восьмидесятой эскадрильи, других истребителей в Грецию не пошлют.
— В Греции будут только британские воздушные силы, — добавил он. — Других родов войск не будет, ну еще базы снабжения. Двести одиннадцатая эскадрилья, «Бленхеймы», уже там. |