| Да, это были прекрасные, но совсем крохотные островки восторга среди моря нудной рутинной ежедневной работы, на которую обречена ТИПА-27: большую часть времени мы занимались отловом нелегальных торговцев, нарушениями авторских прав и подделками. Я проработала у Босуэлла в ТИПА-27 восемь лет, деля квартиру в Мэйда-Вейл с Пиквиком, возрожденным домашним дронтом, оставшимся у меня со времени всеобщего бума возрождения вымерших животных, когда можно было купить себе любого клонированного детеныша по каталогу. Я до зарезу — нет, просто до остервенения — хотела уйти из литтективов, но для повышения или перевода в другой отдел надо было начать делать хоть какую-то карьеру. Единственным для меня вариантом заработать полного инспектора было занять освободившуюся вакансию непосредственной начальницы в случае ее ухода из отдела на повышение или же к чертовой бабушке. Но это все никак не происходило: инспектор Тернер лелеяла надежду выйти замуж за богатенького мистера Тошонадо и оставить службу, а надежда так и оставалась надеждой, поскольку раз за разом мистер Тошонадо оказывался мистером Враки, сэром Алканафтом или мсье Вжеженат.   Как я уже сказала, папочка останавливал часы одним своим видом. Именно это и случилось неким весенним утром, когда я ела сэндвич в маленьком кафе неподалеку от работы. Мир замерцал, вздрогнул и замер. Владелец кафе застыл на полуфразе, картинка на экране телевизора окаменела. В небе неподвижно летели птицы. Автомобили и трамваи встали как вкопанные, угодивший в аварию мотоциклист с выражением ужаса на лице завис в двух футах от асфальта. Звуки тоже затормозили, сменившись глухим фоновым гулом: каждый звук в мире завяз на той ноте и громкости, на какой был в момент остановки времени. — Как поживает моя прекрасная дочь? Я обернулась. За столом сидел мой отец. Он порывисто встал, чтобы обнять меня. — Все в порядке, — ответила я, крепко обнимая его в ответ. — Как мой возлюбленный отец? — Не могу пожаловаться. Время — прекрасный лекарь. Я несколько мгновений смотрела на него в упор. — Знаешь, — пробормотала я, — мне кажется, что каждый раз, когда мы встречаемся, ты выглядишь все моложе. — Так оно и есть. А как насчет внучат? — При моем-то образе жизни? И не мечтай. Мой отец улыбнулся, подняв бровь: — Я бы не был столь категоричен. Он вручил мне фирменную вулвортовскую сумку. — Я недавно был в семьдесят восьмом году, — заявил он. — Вот, привез тебе подарочек. «Битловский» сингл. Названия я не опознала. — Разве они не разбежались в семидесятом? — Не везде. Ну, как дела? — Как всегда. Идентификация, авторские права, кражи… — …все то же вечное дерьмо… — Угу, — кивнула я. — Все то же вечное дерьмо. А тебя что сюда привело? — Три недели вперед от тебя я приезжал проведать твою мать, — ответил он, сверяясь с хронографом на запястье. — Ну, хм, ты понимаешь почему. Через неделю она собирается перекрасить спальню в розово-лиловый цвет. Может, отговоришь? Совершенно не подходит к занавескам. — Как она? Он глубоко вздохнул. — Ослепительна, как всегда. Майкрофт и Полли тоже были рады, что я их не забыл. Это мои тетя и дядя. Я очень люблю их, хотя оба чокнутые. Особенно я скучаю по Майкрофту. Я много лет не возвращалась в родной город и виделась с семьей не так часто, как мне хотелось бы. — Мы с матерью подумали, что неплохо бы тебе ненадолго съездить домой. Ей кажется, что ты относишься к работе чересчур серьезно. — Слишком сильно сказано, папочка, особенно в твоем исполнении.                                                                     |