Агенты были безукоризненно точны: Бертгольд действительно не засек хвостов и не проявлял по этому поводу тревоги. Да и с чего ему, собственно, стоило беспокоиться? Прибыл он легально. Жил в отеле. Общества не искал, лишь однажды — для установления контакта — вышел на прямую связь со Штилле. Говорили они мало, расстались быстро, условившись о новой встрече. Вот и все.

Не возникло у Бертгольда подозрения и позднее: через месяц, через два, когда дело уже наладилось и ему удалось найти подходы к социал-демократам и одному художнику, эмигранту из Мюнхена, на запрос о котором местная ландесгруппа АО и Вермке из Берлина почти одновременно сообщили, что он, несомненно, связан с КПГ.

За это время Бертгольд встречался со Штилле несколько раз и постепенно проникся к ней если и не полным доверием, то уважением. Это была женщина изящная и светская, говорила она только по существу, облекая свои мысли в лаконичные, точные фразы.

«Интеллигентна и умна», — отметил Клаус при знакомстве.

При втором свидании, нимало не интересуясь, зачем Бертгольду это понадобилось, она сообщила ему адреса двух видных социал-демократов и объяснила, с помощью каких имен открываются двери их квартир.

«Серьезна и деловита», — констатировал Бертгольд.

Поколебавшись, он решил доверить ей переписку с рейхом. Объяснил, что побаивается агентуры гестапо и просит одного: получать и отправлять письма по некоторым адресам. Вопросов Штилле не задала, спрятала список адресов в сумочку, и Клаус так охарактеризовал ее: «Нелюбопытна», подумав при этом, что так ли уж верна история с абвером, якобы отказавшимся от ее услуг. Сам бы он на месте военных, пожалуй, не спешил отталкивать дельную сотрудницу… А что, если..? Хорошо это или плохо? Скорее, хорошо. Коли не только гестапо или СД, но и абвер включился в комбинацию, солидность обеспечения только возрастет.

В начале июля Бертгольд через Штилле запросил Заграничную организацию о возможности более близкого привлечения фрейлейн Эльзе к сотрудничеству. При этом он очертил предел ее новых обязанностей: связь с ландесгруппой для получения данных на разрабатываемых лиц и обеспечение кое-каких мер прикрытия в соответствии с легендой. Кроме того, Штилле следовало распространить в среде либералов восторженный отзыв о содержании будущей антинацистской книги Клауса и тем самым подготовить почву для дальнейшего сближения с антифашистами.

Так прошли июнь, июль, август.

В сентябре зарядили нудные, тягучие дожди.

Однако они не смогли испортить Бертгольду настроение. Дела продвигались, и выход на прямую связь с лидерами социал-демократов и ответственными работниками нелегальной КПГ представлялся Клаусу вопросом дней. А потом… только бы не споткнуться в последний момент! Только бы не споткнуться!

Успех…

Он нужен был всем. Бертгольду, чтобы вернуть старое и приобрести новое. Боле, дабы доказать Гессу и фюреру, что Заграничная служба недаром ест хлеб. НСДАП, чтобы в белых одеяниях защитницы нации прикрыть кровь на своей униформе.

Успех!

И во многом — если не в основном! — он связан с человеком, допивающим последний глоток пива в маленьком кафе в осенней Праге.

«Еще немного…» — отрывочно думает Клаус, расплачиваясь за пиво и выходя на улицу. Дождь все идет, и Бертгольд, отыскивая взглядом такси, торопится открыть зонт и плотнее закутать шею шарфом. Только бы не простудиться… Смешно и глупо схватить грипп на пороге успеха.

— Такси! Эй, такси!

Но это не такси. Большая черная машина. «Линкольн», — безошибочно отмечает Бертгольд. Такие дорогие авто никогда не останавливаются на призывы прохожих, жаждущих укрыться от сырости в уютной темноте салона и проделать путь от кафе до жилища быстро и сухим.