А потому дверь он захлопнул громче, чем требовалось, и кашлянул.

– Обслуживание в номерах, – сказал еще раз и пнул приоткрытую дверь ванной.

Дверь стукнулась о косяк, отскочила назад и снова встала в исходное положение.

Что же это такое получается? Он что, курьер по доставке пиццы? Но и тем полагается десятка за скорость. А коридорный «Потсдама» так и уйдет ни с чем? Хоть выгребай из этого пиджака, что в открытом шкафу, мелочь и удаляйся.

– Кофе остывает, – сказал коридорный.

Да что же это такое, в самом-то деле?! Это просто свинство. Туфли у порога, пиджак в шкафу, и не нужно пытаться убеждать его, коридорного, что этот толстяк нынче ночью, заказав предварительно английский завтрак, свалил из «Потсдама» в одних брюках и носках.

Отбросив в сторону условности, оговоренные в функциональных обязанностях коридорного, он подкинул на руках поднос и вошел в комнату. И остановился в сомнении, стоит ли идти дальше.

Рубашка толстяка, словно подстреленная на лету птица, валялась в углу спальни, распластав рукава-крылья. Галстук повис на спинке стула. Кейс в распахнутом виде покоился на полу, левый носок лежал под тяжелой портьерой.

Правый носок был на ноге толстяка. И из одежды это было все, чем тот мог прикрыть свою наготу. Нельзя сказать, что вся спальня была залита кровью, боже упаси. Она не была ею даже забрызгана. Работал эстет. Перерезав жертве горло, он накрыл ее одеялом и откинул его лишь тогда, когда конвульсии прекратились.

Взгляд коридорного сейчас напоминал фокус старого фотоаппарата. Он четко видел лишь один предмет, а все остальное вокруг было мутным, словно лишенным резкости. И предметом этим была массивная золотая цепь на шее толстяка, завалившаяся в глубокую резаную рану. Коридорный видел в этом «Потсдаме» всякое, но такое яркое ощущение невероятности, как при виде этой цепи, он не испытывал ни разу. Стреляли, было дело, резали – не в диковинку, проституток били и душили – не впервой, но чтобы вот так, заказав с вечера тосты и сок, и наутро с цепью в горле…

Коридорный сглотнул сухой комок и подошел к телефону. Поднял трубку и понял, что не может набрать номер. В полуметре от него покоилась голова с двумя мутными глазами и перепачканный засохшей кровью рот. Куда поставить поднос, будь он трижды проклят?

Освободив руки, коридорный потряс ими над телефоном с логотипом гостиницы и снял трубку.

– Администратор, – произнесла трубка.

– Павел Маркович, – коридорный облизнул губы, – я в триста семнадцатом, – повертел головой и стер со лба невесть откуда взявшуюся испарину, – стою.

– Колмацкий, ты, что ли? А зачем ты там стоишь?

– Тут клиент. Он мертвый.

Администратор струхнул – Колмацкий почувствовал это. Он велел оставаться на месте, отдал распоряжение «не топтать» и ждать. Коридорный уселся на тумбочку и, изредка стреляя взглядом в сторону жуткого профиля, поднял с подноса блестящую крышку. Сначала выпил кофе. А потом, уже не отдавая отчета в своих действиях и не сводя глаз с лица трупа, стал хрустеть тостами и прихлебывать из высокого стакана сок. Колмацкий ел, дико вращал красными белками и чуть сожалел о том, что толстяк не заказал на утро стакан водки и порезанный огурец.

Администратор пришел с начальником службы безопасности, двумя ее сотрудниками и двумя горничными. Зачем здесь горничные, Колмацкий не понял, но присутствие в номере сотрудников СБ оправдал сразу. Те поставили его лицом к стене, зачем-то обыскали, надели наручники, после чего уложили на пол лицом вниз. Над его головой раздавались телефонные переговоры с милицией, всхлипы горничных и кряхтение администратора, и из последнего Колмацкий понял, что толстяк обещал ему что-то, но слово не сдержал.