Нордманн: Это адъютант Керенского.

Зензинов пишет, что много и по существу говорил с Кравченко о его книге.

Шестым идет показание Эльзы и Конрада Штейнигер. Оба они приехали из России в Америку в 1939 году и, узнав, что Кравченко порвал с советской властью, предложили ему приехать к ним жить и писать свою книгу. Он это и сделал. Живя у Штейнигер, в Детройте, Кравченко на виду у своих домохозяев, работал сутками над своей книгой. Они оба видели ее в рукописи, читали ее и обсуждали.

Седьмое показание принадлежит г. Раскину, у него Кравченко тоже жил, когда писал «Я выбрал свободу».

Восьмое показание — Д. Ю. Далина. Он встречался с Кравченко в 1944—45 гг., бывал у него, видел рукопись и ее в отрывках читал.

Последнее показание — престарелой Анжелики Балабановой, адресованное в газету «Попюлэр». Балабанова (находящаяся сейчас в Италии) была в Нью-Йорке в то время, когда Кравченко писал свою книгу, она видела его работу и просматривала рукопись.

Все эти свидетельства даны под присягой.

После этих показаний и показания самого Кравченко, впечатление создалось такое, что для успеха в Америке вовсе не обязательно писать книгу вдвоем, непременно в сотрудничестве с американским журналистом, как утверждали «Латтр Франсэз». Но адвокаты ответчиков нашли необходимым задать свои вопросы.

Выводы Нордманна

Мэтр Матарассо: Вы обращались до Скрибнера еще в разные издательства?

Кравченко: Возможно, что за меня обращались в одно или два.

Мэтр Изар: Американский агент, которого не хотели издавать!

Мэтр Нордманн: Помогал ли вам кто-нибудь писать вашу книгу? (Ропот в зале.)

Кравченко: Я уже сказал, что писал ее сам.

Мэтр Изар: Я жду от вас диверсии. Вы — маньяк диверсии!

Кравченко: Он опять сейчас начнет играть краплеными картами.

Мэтр Нордманн: Аванс был получен для вас и для переводчика?

Кравченко молчит.

Нордманн: Для двух соавторов?

Кравченко пожимает плечами.

Мэтр Нордманн (достает страницу рукописи с пометками): Для кого эти пометки?

Кравченко: Они были сделаны для меня самого.

Нордманн: Но тут написано в повелительном наклонении.

Эксперт «Лэттр Франсэз» перевел неверно: г. Андронников поясняет, что глагол стоит не в повелительном, а в неопределенном наклонении. (Движение в зале.)

Председатель: Я должен заметить, что г. Кравченко все время остается хозяином положения!

Кравченко: Я отвечу на все. Я ничего не оставлю без ответа.

Но мэтр Нордманн считает, что находится «в самой сердцевине процесса».

— Мы докажем, что все, что Кравченко сейчас сказал, есть ложь!

Женский голос из публики: Вы сами лжец!

Председатель требует вывести даму. Жандарм ее выводит.

Мэтр Нордманн: Я делаю три вывода из всего, что было сказано: первый — текст манускрипта, предъявленного нам, не есть текст книги. Второй — рукопись не принадлежит Кравченко, и третий — фотокопии рукописи есть попытка фальсификации.

Мэтр Изар вскакивает. Вюрмсер не дает ему говорить. Все одновременно кричат.

Кравченко: Морган, дайте холодной воды Вюрмсеру!

Мэтр Нордманн: Мы докажем, что в рукопись были позже вписаны антисоветские вставки!

Председатель: Значит, по вашему, Кравченко менее антисоветский человек, чем американцы? (Смех.)

Нордманн: Часть рукописи написана по старой орфографии…

Кравченко внимательно слушает в переводе весь этот спор. Он почти все время улыбается и кажется очень уверенным в себе. Иногда он делает заметки на листе бумаги — он собирается отвечать по пунктам, когда адвокаты ответчиков и их эксперты кончат говорить.