– Да потому что он – детектив, идиотка! – любезно подсказал Джон.

– Так-так, шантрапа, – съехидничала мисс Эйнсли. – Быстро к доске!

Джон хмуро отвернулся к своему снежному шару. Эндрю уже приладил его – как постамент для статуи. Сунув в рот сигарету, мисс Эйнсли нервно закурила. Потом сказала:

– Видно, брат Хивард такие забавы не совсем одобряет.

– Это почему же?

– Ну, он же такой зануда со своим этикетом! А книги об этикете не разрешают господам лепить снеговиков, когда их сестер только что…

– Заткнись, Эвнис! – Голос Эндрю прозвучал ровно, но со стальными нотками.

– Ты вспотел и стал довольно красивый, – внезапно снова возникла та. – От этого профиль Ресториков почти похож на человеческий – правда, мистер Стрэнджвейс?

Найджел что-то невнятно пробормотал в ответ. Эвнис с вызовом поглядела на Эндрю:

– С таким лицом, как у тебя сейчас, тебя никто не узнает. Какой бы чудесный домушник получился из Эндрю! Хотя, может, уже получился.

– Ну и болтовня у тебя, Эвнис, – сказал Эндрю, деловито вылепливая что-то из снега.

– Думаю, что мне позволительно и поговорить, раз уж приходится сидеть тут на холоде. Потрогай мои руки – они ледяные.

– Дома полно каминов.

Мисс Эйнсли от неожиданности вспыхнула, затем повернулась к Найджелу и сказала:

– У Эндрю такой тяжелый характер, как вы считаете? Это все из-за его эгоцентризма. Вполне безобидные слова он воспринимает в штыки. Бетти была совсем не такая. Она бы никогда и никому ни в чем не отказала.

В ее последних словах прозвучала боль, словно от обиды. Эндрю, нежно улыбаясь ей, подошел, поднял ее со стула, набрал снега и залепил ей рот. Дети завизжали от восторга и стали беспорядочно забрасывать друг друга снежками. Эвнис, отплевываясь и стряхивая с лица снег, тоже засмеялась.

– Скотина! – воскликнула она. – Ну, погоди! – Она с нарочитой ленцой бросилась снежком в Эндрю. Что-то в ее жестах, в голосе, в двусмысленном выражении глаз заставило детей прекратить возню.

Эндрю рассудительно заметил:

– Ну что, теперь согрелась, а, Эвнис? Тебе надо больше двигаться. – От этой вкрадчивой заботливости Найджел испытал неприятное чувство. – По-моему, надо приспособить этот стул для королевы Виктории, – продолжал Эндрю. – Ей нужен трон.

Он взял стул и начал облеплять его снегом, стараясь не замечать мрачных взглядов, которые бросала на него Эвнис.

Снеговик постепенно рос. У Эндрю оказались умелые руки, и скоро у всех на глазах начала получаться вполне узнаваемая скульптура. Мисс Эйнсли снова сумела выделиться, заметив, что у королевы Виктории от сидения на мокром холодном стуле может быть геморрой. Когда Эндрю заканчивал лепить снеговика, она пошла в дом и вернулась с дамской шляпкой с вуалью, которую откопала в театральном сундуке.

Она водрузила шляпку на голову изваянию, и тогда все отступили, чтобы полюбоваться на дело рук своих. Перед ними сидела обрюзглая, более крупная, чем в жизни, снежная фигура королевы, покровительственно взирая на фасад Истерхем-Мэнор, восточный ветер трепал креповую вуаль дамской шляпки. Эндрю дал Джону и Присцилле по полпенни каждому, чтобы те вставили их в пустые глазницы. В этот момент внезапно появился Хивард Ресторик, быстро направлявшийся к ним:

– Привет, ребятки. Я вижу, лепите снеговика?

– Да, папочка! Он просто классный, правда? Спорим, не угадаешь, кто это?

– Ох, дайте подумать. Повар?

– Нет-нет! – закричала Присцилла. – Это королева Виктория.

– Королева Виктория? Хм, вот как? – В голосе Хиварда довольно ощутимо послышался холод.