— Согласился, — с болью произносит Никитин. — Почему? Со всех сторон — за горло! Сельхозтехника — взошло из-под нее, не взошло — гони наличные! Сельхозхимия посыпала от вредителей, заместо поля в пруд снесло — все равно плати! — Он накаляется. — И тут приехали в самый пиковый момент! Щепкин и еще один из района. Знали когда, спасатели!

— Фамилия человека из района? — уточняет Орлов.

— Лучков. Уже сидит за взятки. От тебя, говорит, требуется только вывеска и подпись… Начиналось-то с малого, с тридцати человек. Думал дыры залатать, закрепить людей твердой зарплатой, чтоб не разбегались. А эта чертова мастерская пошла пухнуть, не удержишь!

— Одновременно рос доход колхоза, не правда ли? — считает нужным отметить Щепкин.

— Одновременно рос. Поставили новый коровник, электродойку… Эх! — сам себя обрывает председатель. — Разве я один? У соседей похуже творили!

— Похуже — это как? — интересуется Пал Палыч.

— Пожалуйста, не секрет. Горели на мясопоставке. Стакнулись с магазином, купили партию по продажной цене. С места не сходя, оформляют, что сдали в торговлю по заготовительной. Обратно то же мясо покупают, обратно сдают. А оно из подсобки не тронулось. Так четыре раза по кругу — и выполнили поставки. Без единого живого килограмма! Когда это дело обмывали, говорят, тост был. За новую породу скота — «чичиковскую»…

Щепкин слушает с довольной улыбкой: плутуют люди, обходят закон — приятно.

— Фиктивное мясо — это безобразие! — заявляет он. — Иван Тихоныч глубоко прав, его мастерская все-таки…

— Нет! — отрекается Никитин от защиты. — Чужой виной не оправдаешься!

Знаменский прохаживается по комнате, останавливается около Орлова.

— Ну что?

— Суть ясна, Пал Палыч.

— Тогда следующий вопрос. Артамонов вам известен, товарищ Никитин?

— Понятно, известен.

— Чем он здесь занимался?

— Вел филькину отчетность. Выдавал жалованье мужикам. В общем, и бухгалтер и кассир.

— Когда он был здесь последний раз?

— В тот самый день…

— С какой целью?

— Как обычно: снял в банке деньги с нашего счета, часть завез моим работничкам. Остальное поехало дальше.

— Расшифруйте, пожалуйста, «остальное».

— Оформлено было якобы оплата сырья, транспорта. Ну и то, что причиталось на «мертвых душ».

— Вы лично видели тогда Артамонова, разговаривали?

Теперь и Никитин пристально смотрит в окно.

— Да, разговаривали… — в тоне его проскальзывает покаянная нотка. — Вон там встретились, возле старой баньки…

…Артамонов с неизменным чемоданчиком подошел к покосившейся баньке, около которой штабелем были составлены ящики с надписью «Не бросать!». В глубине за длинным столом под ярким торшером сидела старуха в очках. Хотя на дворе был ясный день, без искусственного освещения здесь было темновато.

По левую и правую руку от старухи размещались ящики с чеканкой. На столе — орудия производства: клей, коробка с этикетками, тряпки, скребки на деревянных ручках.

Скребком она сдирала прежние торговые ярлыки — раздавалось неприятное взвизгивание металла о металл, — затем отработанным движением наклеивала на то же место другие, из коробки, и перекладывала в левый ящик готовую продукцию «народного промысла».