— Пал Палыч, тайник!

Из образовавшейся дыры Миша извлек большую и явно очень тяжелую жестяную банку. Торжествуя, понес Знаменскому, водрузил поверх пасьянса:

— Шлих, Пал Палыч.

— Вот мы и добрались до сути дела. Откуда у вас золотой песок, Антонина Валериановна?

Прахова еще пыталась бороться:

— Его приобрел мой покойный муж.

— Который по счету? — язвительно осведомился Токарев и отправился на дальнейшие поиски.

— Второй… А может быть, третий… Когда я волнуюсь, я их путаю.

— И вы хранили его — тоже как память?

— Ну, мало ли, на черный день…

— Золото похищено с приисков. Кто вам его продал?

— Моему мужу, — упрямо поправила Прахова.

— Значит, он у вас давно?

— Ну разумеется!

— Зина! Можно установить, когда добыто золото — много лет назад или недавно?

Кибрит отозвалась откуда-то слева:

— Даже очень легко!

— Отлично. Ну как, Антонина Валериановна, может быть, шутки в сторону и поговорим начистоту?

— Не понимаю, о чем вы.

Знаменский переставил неподъемную банку на черный стол, предложил Праховой собрать карты — раз пасьянс не удался. Та согласилась, но собирала не спеша, выгадывая время на какую-нибудь еще увертку. Знаменский мельком подумал, что намучается с ней на будущих допросах. Но сейчас ему тоже некуда было спешить.

Когда столик очистился, Пал Палыч галантно поблагодарил (хотелось, как и остальным, подурачиться).

— А теперь, Антонина Валериановна, позвольте познакомить вас с показаниями Бориса Миркина, благодаря которым я и получил санкцию на обыск.

Прахова посерела.

И тут донесся смех Зиночки и ее возглас:

— Пал Палыч, еще тайник!

И опять появился Миша Токарев, неся жестянку.

— Мадам, — проникновенным пасторским голосом укорил он, — с вами грыжу наживешь, право слово!

Ах, если бы он еще знал о Париже!

28

Тем временем Томин в аэропорту проделывал свое «просто».

Все помещения были грамотно и скрытно прочесаны. (Сказать легко — осуществить хлопотно: в аэропортах, мягко выражаясь, людно.) Убийцу не нашли. Фотографию показали девушкам в кафе, в кассах и всем служащим, бывающим в залах или на выходе к летному полю. Томин снова и снова описывал его внешность, манеры. Люди отрицательно качали головами.

— И что теперь? — спросил подполковник милиции, помогавший Томину.

«Беда, что мы ничего не знаем. Все предположительно. Он мог явиться сюда ночью, с ходу взять билет и улететь куда угодно. Мог не достать билета и вернуться в город…»

— Думаю, он все-таки улетел хабаровским рейсом, — наперекор сомнениям произнес Томин вслух.

Хабаровских было два — вчерашний полуночный и сегодняшний рано с утра. Первый должен был вскоре пойти на посадку.

— Ведите меня к самому высокому начальству. Поклонюсь в ножки, чай не откажут.

Если бы у Томина не было с собой расторгуевских фотографий, неизвестно, как отреагировал бы на него аэрофлотовец в просторном кабинете. Чужое ведомство, чужие заботы, какой-то красноглазый от недосыпа инспектор МУРа… Но наглядное зверство вытряхивает человека из мундира.

— Я даю вам связь с обоими «бортами». Приказываю стюардессам вас выслушать.