Во второй раз он снял печати третьего января, когда Белкин заявил, что оставил в мастерской нужный ему до зарезу прибор, который он и достал из платяного шкафа.
— Вы это видели?
— Да! Стоял возле.
— Никуда не отлучались?
— Нет! Хотя… На дворе раздались частые автомобильные гудки. Белкин попросил меня посмотреть в окно, не сигналит ли его шофер, кажется Маруся. Я и поглядел туда.
— Значит, вы, Белкин, в это время сунули портфель в платяной шкаф?
— Под кучу фартуков! — добавляю я.
Преступник еле шевелит губами, подтверждая это.
Работая по очереди, стенографистки расшифровали и напечатали на машинке протокол, за исключением последних показаний свидетелей. Пока они заканчивали свое дело, я спросил Белкина, почему мистер Спайс не купил деку и таблички, а взял только фотографии. Белкин тихо объяснил, что покупатель плохо разбирается в скрипках и предложил за все десять «крабов» (дамских часов с браслеткой). Поэтому было решено: он, иностранец, покажет фотографии у себя, и в следующий.приезд он или же тот, кому поручит, купит эти вещи. Но предупредил, что даст много долларов за целую скрипку работы А. Я. Золотницкого. Сомнений не было: мистер Спайс преотлично понимал в скрипках, слышал или читал в наших и иностранных журналах о работах Андрея Яковлевича, особенно о его «Родине», и подбивал Белкина на новую кражу.
Когда под протоколом появились все нужные подписи и конвоиры увели преступника, Кудеяров пожал руки свидетелям.
— Спасибо за помощь, товарищи! — сказал он, провожая всех к двери. Затем, обхватив руками мои плечи, добавил: — Переходи к нам работать… Ну‑ну, шучу! Знаю — каждому свое.
И, уже прощаясь, предложил:
— Приезжай в выходной! Какой мед у меня!..
Москва, 1962—1964 гг.
ПО СЛЕДУ, ИДУЩЕМУ ИЗ ТЕМНОТЫ
Скажу сразу и напрямик, что не очень‑то я высоко ценю тех читателей, которые, придя в библиотеку, категорически заявляют: «.Мне только детективчик какой‑нибудь. И чтобы пошпионистей».
Впрочем, не слишком милы моему сердцу и те, кто чванливо изрекают: «Нет, детективов я вообще не читаю и не признаю за настоящую литературу».
Неправы, конечно, как те, так и другие. У каждого вида, у каждого жанра литературы и искусства своя радость, свои законы, свои художественные приемы. И важно лишь одно: все, что выходит из‑под пера писателя, независимо от жанра, должно отвечать требованиям, которые мы вообще предъявляем к настоящему искусству. А серьезный, влюбленный в книгу читатель хотя и может иметь пристрастие к какому‑нибудь определенному разделу художественной литературы, но знает и ценит самые разнообразные ее виды. Можно, например, понять парнишку, который, мечтая в будущем стать моряком, прежде всего ищет в библиотеке книги писателей‑маринистов, начиная от Станюковича и кончая Новиковым‑Прибоем или Леонидом Соболевым. Но, думается, неважный из него выйдет моряк, подходя к этому званию с нашей сегодняшней точки зрения на культурного человека, если не будет он знать Пушкина, Толстого, Чехова, Горького, Маяковского.
Так обстоит дело и с теми читателями, которые признают лишь детективные книги, то есть литературные произведения, в которых все строится примерно по такому плану:
1. Что произошло? 2. Кто мог это совершить? 3. Где причины случившегося? 4. Куда ведут следы? 5. Кем ведется поиск по этим следам? 6. Правилен ли избранный путь? 7. Изобличен ли виновный? 8. Схватят ли его когда‑нибудь?
Вот примерно обычная схема экспозиции того литературного произведения, которое принято называть детективом. Однако это внешние черты, определяющие принадлежность книги к известному разряду приключенческой литературы. Важно, чтобы во всем остальном, то есть по глубине и четкости описания людей, по яркости характеров, по языку и художественной правде, книга отвечала нашим представлениям о подлинной художественной литературе. |