На часах было без десяти одиннадцать.

– Что за тайна? Позвонить Витьку? Да что они, мужики, понимают? – я будто слышала внутренний монолог нашей подопечной. Девица нервно прошлась по комнате, взяла в руки затертый томик Блаватской.

«Необъяснимая эктоплазма эманации таинственного инвольтирует тонкую психику избранных, их высшее „Я"» – наверняка в восторге прочитала блондинка. А может, а может…

Встав у молочного магазина, она уставилась на дверь подъезда. Дверь медленно отворилась, и оттуда в пепельном платье вышла смертельно бледная Вера Игнатьевна Ползункова. Старуха была в одной туфле. Подняв руки, она медленно пошла к Кате…

Такого пронзительного визга улица давно не слышала. Сработало!

Катя рванулась домой, потом выскочила из дома, забежала на детскую площадку и прямо оттуда начала набирать номер по «трубе».

Мы с Олегом, затаив дыхание, слушали ее вопли из сканера, подключенного к диктофону.

– Але, але, Витя? Это Витя? Я сейчас видела бабку… ну, Ползункову!

– Ты что, охрен ела?

– Она ходит по улице, из подъезда вышла, может, это она живая, а мы с тобой, ну, ошиблись… ну, тогда…

– Чего ошиблись?

– Ну, у красного дома, у колонии… ошиблись. Вить?

– Дура, не базарь! – заорал дядя и бросил трубку.

Олег скептически посмотрел на меня:

– Красный дом и колония. Какая? Металлострой? Колпинская? Саблинская? Пойди ищи!!!

– Дай подумать.

Я как зверь забегала по комнате. Закурила и бросила. Что то знакомое… что то слышала… Ага!

На Ропшинском шоссе есть развалина лютеранской кирхи, ее зовут местные Красный дом. Рядом бывшая немецкая колония, это поселок Средняя колония. Сзади – кладбище. Все! Совпадает!

Ни Обнорскому, ни Спозараннику не стала звонить – не было времени. Да и зачем – все равно посчитают за сумасшедшую. Ведь я еще утром забрала ключи от редакционной тачки, и сейчас меня наверняка коллеги вспоминают «добрым словом». Но медлить нельзя ни секунды. Срочно вместе с Олегом рванули в Ломоносовский район.

– Ну, журналистка, гляди! – напутствовал Олег.

В сумерках проехали Петергофское шоссе, свернули на Волхонку. Здесь Олег попросил притормозить и, выскочив из машины, рванул через дорогу. Я чуть не подпрыгнула:

– Времени нет, ты куда?!

Но фигура уже скрылась в кустах. Через пару минут я увидела двух человек: Олег усиленно жестикулировал, рассказывая на ходу что то своему спутнику в милицейской форме.

– Познакомьтесь. Иван Колобцов, местный участковый. Нонна. Трогаем!

Машина рванула и с визгом завернула на Ропшинское шоссе.

– А вот скорость лучше сбавить, – попросил участковый. – Не надо, чтоб нас слышали издалека.

Извилистая дорога огибает развалины, на повороте фанерная табличка с жирными буквами, выведенными синей масляной краской: «Склад». Но стрелка указывает вправо, а влево – кладбище.

Я выпрыгнула из кабины первая.

– Дверями не хлопать, – тихо предупредил Иван.

У речки, на обочине дороги стояли «Жигули».

– Если Виктор здесь, надо быть осторожнее, – сказал Олег. Но Виктора не было. У самой ограды кладбища, за поворотом, мы увидели девушку. К ней тянулась рваная тень от кирхи, увидеть, что она делает, с расстояния в пятьдесят метров было трудно.

– Ну, с Богом! Чего ждем? – прошептал Иван и ровным шагом направился к фигуре.

Катя оглянулась не сразу. Когда увидела милицейскую форму, рванулась, но, пробежав несколько шагов, рухнула на землю.

– Ее там нет, нет!!! – и она забилась в истерике.