|
— Признаюсь, меня мучают угрызения совести. Ты чудесная девушка, Милли, и мне было с тобой хорошо. Но жизнь — штука сложная, и надо смотреть правде в глаза. Пусть я присвоил чужие деньги, пусть меня ждет неминуемое разоблачение, но я не собираюсь перед этими тупицами и болванами, которые раньше смотрели на меня с завистью и восхищением, бить себя в грудь и раскаиваться в содеянном. Не хочу отдавать себя на милость суда присяжных, не хочу просить взять меня на поруки, не хочу возвращать растраченные мною деньги. Раз уж мое разоблачение неминуемо, я решил не мелочиться и забрать у фирмы все, что плохо лежит. Для начала я снял с нашего банковского счета деньги, причем сделал это так, что комар носа не подточит — уличить в этом меня будет сложно. Ставлю пять к одному, что им меня не изловить. Меня ждут в конторе с минуты на минуту, и уже к трем часам все будут спрашивать друг друга, где я и что со мной могло случиться. Если тебе позвонят с моей работы и спросят, что со мной, скажи им, что наша помолвка расстроилась, где я, тебе не известно, да и не интересно. Конечно же все это было неизбежно. Не могу представить себя в роли примерного супруга или любящего отца, готового пожертвовать всем, чтобы его отпрыски закончили колледж. Скажу честно, последние три недели мысль о нашей помолвке тяготила меня. Все это время мне было с тобой хорошо, но знай, я как та кошка, которая гуляет сама по себе. Я люблю свободу и не хочу ни к кому быть привязанным, ни к кому. Так‑то вот. А теперь я должен заканчивать — полицейские вот‑вот кинутся меня разыскивать. Прощай, удачи тебе!
Джойнер повесил трубку. Милдред с трудом добралась до своего места и села. Чувство ответственности заставило ее допечатать важное письмо, которое она строчила на машинке в тот момент, когда ее подозвали к телефону. С побелевшим лицом Милдред подошла к столу шефа и дрожащими руками протянула ему это письмо. То, что с секретаршей что‑то произошло, не укрылось от глаз начальника. Она сказала ему, что плохо себя чувствует, и он отпустил ее домой. Единственное, чего она теперь хотела, это как можно быстрее покинуть контору. Ей было жутко от устремленных на нее снисходительно‑сочувственных взглядов молодых сослуживиц. Среди них было несколько подруг, и в искренности их чувств Милдред нисколько не сомневалась. Но были здесь и те, у кого в свое время помолвка Милдред с Бобом вызвала плохо скрываемую зависть. Внезапному ее горю они могли только порадоваться. В эти минуты Милдред хотелось забиться в щель и никого не видеть. Выйдя из конторы, она тотчас направилась в банк, оплатила чек, полученный накануне, сняла со своего счета всю сумму до последнего цента. Затем она в какой‑то прострации добралась до дома, приняла ванну и надела недавно купленный дорожный костюм. В четыре сорок раздался телефонный звонок. Звонил главный управляющий «Пиллсбери энд Максвелл» — он хотел выяснить, что случилось с Робертом Джойнером. Милдред холодно ответила ему, что ничего не знает о местонахождении мистера Джойнера, что их помолвка расстроилась и судьба мистера Джойнера ее больше не интересует, после чего неожиданно для себя горько разрыдалась. После безуспешных попыток продолжить разговор она положила трубку на рычаг в надежде, что управляющий решит, что их прервали. Однако он, видимо, все понял и, проникшись сочувствием к убитой горем девушке, перезванивать ей не стал. Чтобы поужинать, ей надо было выйти из дому, а этого ей совсем не хотелось. Встретив кого‑нибудь из своих знакомых, ей, вероятнее всего, пришлось бы объяснять, что с ней случилось, а это для нее было бы невыносимо. Теперь, когда на нее обрушился удар судьбы, она стала осознавать, что в последние несколько недель их отношения с Робертом были какими‑то странными. Заглянув в прошлое, Милдред вспомнила о многом, что должно было сразу же ее насторожить, но для этого она была слишком счастлива, слишком верила его словам и все сказанное им принимала за чистую монету. |
