|
Ему вдруг стало страшно. Нет, он мог бы справиться с собакой — еще на срочной в спецназе и потом, на занятиях по рукопашному бою или в финском институте безопасности, на курсах телохранителей, учили, как противостоять сторожевому псу. Но там, в животном он видел только объект для атаки, может, даже врага. А здесь Мэй-Маша, которая стала чуть ли не членом семьи, последним, не предавшим его существом, стоит, готовая броситься именно на него!..
Уловив замешательство спутника, ротвейлерша, рыча, медленно продвинулась чуть вперед.
— Мэй, нельзя, прекрати, — Алексей сам почувствовал, сколь неуверенно он пытается разговаривать с собакой, — назад!..
Но ощеренная пасть придвинулась еще на полметра ближе. Нертов в замешательстве оглянулся и увидел, что с другой стороны к нему также медленно, все еще прижимая к груди цветы, идет Мила. Только Алексею показалось, что у нее на щеках поблескивают бисеренки льда и почему-то подрагивают губы.
Он снова посмотрел на собаку, потом — на Милу, потом — снова на собаку и вдруг, словно поняв что-то важное, прошептал, обращаясь к ротвейлерше:
— Ты тоже знаешь, что я не прав, или тебя подружка Женька научила?.. Ну, ты и с-с… Но тебя я тоже люблю.
А затем, быстро повернувшись, шагнул в сторону Милы. А собака удовлетворенно затрусила в другую сторону, где и заняла пост в конце дорожки, дабы никто не мог помешать тому, что непременно должно было произойти.
Девушка остановилась. Алексей, преодолев последние разделявшие их метры, взял ее за подрагивающие руки и выдохнул:
— Прости. Мне плохо без тебя…
* * *
Кладбищенский рабочий Витек Щепкин, забросив на плечо кайло, поспешал к месту очередной халтуры: буквально через пару часов должны были состояться очередные похороны. По животу расползалось приятное тепло от недавно выпитого «мартини», а оставшееся вино он надеялся оприходовать с коллегами после работы, чтобы затем, поймав «тачку», вернуться домой и отметить праздник в кругу семьи. По дороге к будущей могилке Витек жевал толстенный гамбургер, размышляя о переменах в этой жизни и посмеиваясь про себя от воспоминаний, как еще лет семь назад он, сидя на должности м.н.с. в лаборатории ныне почившего НИИ, закусывал вонючий «Агдам» куском черного хлеба с докторской колбасой, размышляя, как бы дожить до очередной получки. Потом с помощью бывшего одноклассника, резко «приподнявшегося» в постперестроечные времена, неудавшегося научного сотрудника приютил трудовой коллектив кладбища, и все изменилось. Может, работа стала не такой интеллектуальной, как раньше, но зато и ребенок, и жена были сыты.
Вообще-то, кладбище считалось закрытым, в нем разрешались лишь подзахоронения в уже имеющиеся могилы и уж, во всяком случае, не под Новый год. Но, как известно, из любого правила есть исключения. Вот и сегодня, в предновогодний вечер, очередным господам удалось невесть каким образом в течение всего пары часов получить разрешение на погребение. Как именно это было сделано, Витька не волновало: главное, что за его часть работы — срочно вырытую могилу — обещали заплатить в полновесных «зеленых» баксах. Правда, положа руку на сердце, Витек признавал, что откопал бы могилу со товарищи и безо всяких денег: очень сложно отказать родственникам с характерными стрижками, приехавшим скорбеть на паре «мерседесов» по невинно убиенному «братану». Да и собственный бригадир намекнул, мол, следует расстараться.
«Что ж, мы расстараемся, — думал Щепкин, — костерок-то уже землю размягчил, поди. А Изя с Серегой, наверное, матюгами меня кроют, отрывая могилу…».
Витек прибавил шагу, но вынужден был остановиться, чуть не поперхнувшись куском гамбургера: впереди узкой кладбищенской дорожки недружелюбно блестели глаза зверя. |