|
Отец его, Егор Аристархович, даром что крепостной, большого ума человек был. Отпустили его господа на оброк, он сколотил артель каменщиков, выправил промысловое свидетельство и ездил повсюду, дома строил. Большие деньги зарабатывал. А потом сам себя у Осиповых-Вульфов и выкупил. Сын его Аристарх Егорович сызмальства был к отцовскому делу приставлен, и кирпичи клал, и лес пилил на семейной лесопилке, а когда отца балкой придавило, полным хозяином стал, да так дело повел, что все только диву давались. По-новому заправлял. Немца выписал с диковинной машиной из Берлина. Мы всей деревней ходили смотреть, как она без устали работала. Потом барин наш Аристарха Егоровича нанял и не прогадал — вон какую красоту навел. Театр, правда, пока незакончен, — Анфиса показала на балки, торчащие из потолка, — но это барыня торопилась, Марина Викторовна, она побыстрее хотела театр открыть, к своим именинам. Вот и открыла… черту пасть. Прости меня, Господи, за то, что нечисть этакую поминаю.
— Не нравится вам хозяйка, Анфиса, — как бы невзначай заметила я. Та охнула и прикрыла рот ладонью, испуганно глядя на меня. — Не бойтесь, я не скажу никому. Уеду завтра и все тут. Не в моих правилах вмешиваться. — Не нравится, ваша правда. Уж больно Марина Викторовна не та, за которую себя выдать хочет. Притворство одно. Не любила она барина, не жалела совсем. Сама слышала однажды: она жаловалась одной даме, приехавшей ее навестить, что две глупости в жизни сделала. Первая глупость — от родителей в артистки сбежала, а вторая — замуж за нелюбимого старика пошла. Сергей Васильевич ведь для нее прибежищем оказался — вернул ее к прежней, барской, жизни, к которой Марина Викторовна привычна была. Молода она для него слишком — тридцать лет разницы не шутка, да разве смотришь на это, когда, как утопающий, за соломинку хватаешься. Ее в театре даже выпивать приучили. И не вина из погреба, что хозяин собирал, а самую обыкновенную горькую. А так недалеко и красоту потерять… Так что из них двоих никто не прогадал: Сергей Васильевич молодую жену взял, а Марина Викторовна — положение вернула, пойдя за старого и нелюбимого. Хотя и наоборот бывает. Возьмите Вороновых: жена у Аристарха Егорыча на двенадцать лет старше. А живут душа в душу. Воронов сам говаривал да посмеивался, что у Анны Петровны Керн этому научился — муж у той совсем молоденьким был. Сына единственного, Кирилла Аристарховича, барином вырастили, ничего на обучение не жалели. Он и языки знает, и манерам обучен. За границей в семейном деле служит, солидный человек. Видела я его — никогда не скажешь, что дед из крепостных. Настоящий господин! — А раньше Сергей Васильевич так и жил один одинешенек, до тех пор, пока не женился? — Нет, к нему гости часто приезжали. И скрипач не раз тут бывал, и певицы разные гостили, вроде цыганки этой. Она у нас впервые. Много народу принимал покойник, хлебосольный был, душа нараспашку, царствие ему небесное. Разве что с соседями не сдружился, — Анфиса вздохнула и перекрестилась. — Странный, однако, у вас обычай — людей отпускать, — заметила я. — В доме гости, одному одно понадобится, другому еще что… А слуг нет. С чего бы это? — Мы привычные, так уж повелось с тех времен, когда дом перестраивали. Каменщиков накормим, уберем маленько и по домам. Здесь большинство деревенские: и корову подоить помочь надобно, и в огороде сорняки прополоть. Люди у себя переночуют, а к утру опять на месте. Да и хозяин вольготнее себя чувствовал — он монахом-то не жил до свадьбы. Иной раз три кареты с веселыми барышнями приезжали. А то и целый театр пригласит к себе, как в тот раз было, после которого хозяйка в доме осталась. Анфиса тяжело поднялась с места и подошла к сцене забрать ведро с тряпкой. — Совсем я вас заболтала, барышня. |
