Мы расположились в кабинете отсутствующего шефа. Ксюша моментально принесла нам кофе.

— Нас интересует ваш знакомый Усманов, — с усмешкой начал лысый.

Я улыбнулся в ответ:

— Да, у меня есть такой знакомый. Что дальше?

Долговязый достал из папки бумажку и монотонно зачитал:

— Вы в один год с ним закончили Рязанское высшее десантное училище и вместе принимали участие в боевых действиях в составе ограниченного контингента Советских вооруженных сил в Афганистане…

— Ну да, более того — мы три года служили в одном и том же полку. А в чем дело?

— А в том, что Марат Хусаинович вчера ночью скончался в тюремной больнице имени Газа от сердечной недостаточности, — произнеся эту фразу, лысый пристально посмотрел мне в глаза.

Моя вежливая улыбка медленно таяла. Я не видел нужды в том, чтобы это скрывать. Я вспомнил, как сквознячок нес над полом листы бумаги. И голос Карабанова: «Иди, Гвичия. Пусть твой дружок тебе спасибо скажет…» И голос Марата: «Ты решил, Князь, что я уже не жилец?»

Я все это вспомнил мгновенно. И стало мне худо.

А дальше начался классический спектакль — со злым и добрым следователем. Ребята хотели узнать, не встречался ли я каким-то образом с Усмановым в последние дни. Я вполне резонно отвечал, что прокуратура мне в такой встрече отказала, и, значит, никаких иных возможностей повидать своего товарища у меня не было.

Опера, видать по всему, были тертые и вскоре поняли, что выжать из меня ничего не удастся.

— Я одно не могу понять, — заметил я на прощание. — Если Усманов умер от сердечной недостаточности, то почему УБОП занимается этой смертью?

— Зураб Иосифович, — укоризненно протянул лысый. — Вы же опытный человек! И знаете, наверное, что в последнее время почему-то многих интересных людей настигают инсульты и инфаркты. Причем внезапно! Вспомните хотя бы Зюзина…

— А телефончик наш не выбрасывайте, — сказал мне, пожимая руку, долговязый.

Когда они ушли, я щелчком направил визитку в корзину для бумаг… попал. Тошно мне было — край.

Земляной холм, в котором размещалась «Пещера», был покрыт опавшими листьями.

Охранники на этот раз попались знакомые — те самые крепыши, которых я недавно поучил вежливости. Один из них при моем появлении тут же снял со стены трубку телефона, негромко сказал несколько слов, дождался ответа и, не глядя на меня, произнес: «Проходите!»

Чабан в дорогущем шелковом костюме, при галстуке, ароматно дымил трубкой. Внешне он был сама любезность. Но в его сухом рукопожатии я ощутил скрытую угрозу… Впрочем, это могло мне показаться.

— Виски, коньяк, джин?

— Виски, если не шутишь…

— Вижу, у тебя есть вопросы, Князь? — улыбнулся Чабан, наливая «Red Label» в пузатый бокал.

— Есть. Почему умер Марат?

Чабан осклабился еще больше. Я вгляделся в бездну его глаз. Я увидел десятки оборванных жизней.

— Хочешь анаши, Князь?

Я помотал головой. Чабан неторопливо забил косяк, затянулся. Знакомый запах вскружил мне голову. Я зажмурился. Передо мной сияла белая гора. Вился дымок костра. Раздавался орлиный клекот. Откуда-то издали мне приветливо помахал рукой Марат.

— Беда Марата в том, что он почему-то считал себя одиноким волком. Так же, как и ты, Князь. Мне кажется, ты тоже плохо кончишь. Нельзя отрываться от коллектива, нельзя! Я говорил ему об этом много раз. Коллектив решил — Марат должен взять на себя то, что он не совершал. За это и Марату, и всем нашим товарищам по несчастью дали бы минимальные сроки.