Острое пронзило ее бедро и юбки. Она издала тихий звук, перестала вырываться и обнаружила, что не потеряла восковой шарик. Хорошо. Следы крови Келлера послужат цели, дадут ей шанс не искать вслепую.

Она посмотрела на лицо Микала в дюймах от ее, он был в крови, грязный — покатался в Коросте — и щепки с пылью покрывали его. Ее волосы выбились, упали на лицо, и он убрал прядь, его пальцы нашли ее скулу.

«Приятно», — кашель отвлек ее, и ее голос решил, что пора действовать. Он был удивительно ровным для ее состояния.

— Ты ранен?

Его выражение лица изменилось, хоть она не понимала эти эмоции, и остановилось на облегчении.

— Лишь немного. Простите. Я был… оглушен.

— Поразительный опыт, — она перевела дыхание. Она посмотрела на себя, увидела металлический груз с конца хлыста кучера. Ловить его своей ногой было не лучшей идеей, хоть это и сработало. — Но познавательный и занимательный.

— Как скажете, Прима. Вы можете встать?

— Думаю…

Он осмотрел ее.

— У вас кровь.

— Да, Микал. И я не смогу стоять без помощи.

— Вы никогда не останавливаетесь на середине пути, Прима. Обопритесь на меня.

— Микал… — слова умерли, не вылетев из ее рта, ведь вдали прозвенел вопль.

— Убийство!

И Уайтчепл… взорвался.

Толпа была тысячеголовым зверем, ее настроение задевало уставшее тело Эммы. Она прильнула к Микалу и слушала.

— Перерезано горло… от края до края, во дворе… это точно он! Кожаный фартук! Чужеземец… они пьют нашу кровь…

Если кровавый фартук у рабочего дома юдиков был уловкой, то умной. Он стал символом всех этих неприятностей.

Ее левое бедро болело, исцеление Микала пронзало болью.

— Не пойдет, — пробормотала она. — Весь восточный район сошел с ума?

— Еще одно убийство.

— Я ничего не ощущаю, — она сжала его плечо. Колокола церкви гремели. Скоро Прилив, она ощущала его, как гром.

Полвторого, ни одного экипажа поблизости. А толпа заполнила улицы, слух разнесся по улицам.

— Микал, я этого не почувствовала.

— Знаю, — он придерживал ее. — Прима… та штука.

— Это был кучер. С ножом.

«Что за существо? Стоит скорее узнать».

— Да, — он убрал лохмотья окровавленного пиджака с раздражением. Его кожа была целой под ним, но в красных полосах. — Острый нож. Я едва ощутил его.

— Хотелось бы… — мир закружился под ней. Она потратила слишком много магии, потеряла довольно много крови. Короста зеленела и разрасталась, не выжженная рядом с ней, как было под ногами кучера. — Хотелось бы осмотреть рисунок ран.

— Да, — он прислонил ее к стене. Заглянул в лицо, фонари сделали его глаза темными дырами. — Ты бледная.

— Я в порядке, — она даже смогла сказать это твердо.

Мальчик выбежал из джинной, правая рука щелкала металлом. Его поприветствовал смех, женщина почти без зубов с юбкой, задравшейся до колен, закричала:

— Кожаный фартук тут, берегитесь!

Толпа собиралась, Эмма поежилась, ей вдруг стало холодно. Ее дыхание было облаком, она смотрела на знакомое и не знакомое лицо Микала.

— Будет неприятно, — прошептала она.

— Понимаю. Вот, — он нырнул под ее руку, обвил ее талию рукой. Ее корсет впился сильнее, лишая дыхания.