– Например? – я видел, что в глазах Алисы зажегся огонек любопытства. Похоже, она вполне оправилась от действия наркотика и жаждала новых приключений. Бедная Эллори, нелегко ей придется, – мысленно посочувствовал я Скрывающей Облик. Охранять такую непоседу – то еще удовольствие.

– Как вам объяснить, в терминах Метрополии или соответственно местным представлениям? – усмехнулся я. – Если первое, то это обычный праздник – традиционный, древний, общий для большинства местных религий… Вот только ожившие мертвецы ставят адептов научного образа мысли в тупик.

– Зомби? Они что, по-настоящему мертвые?

– В том-то и дело… Они считаются величайшей загадкой этого мира – по крайней мере, для людей науки… В то время как для местных это – вполне обычное явление.

– Раз в год отворяются врата в мир мертвых, – мелодичным голосом произнесла Эллори. – Мертвецы покидают склепы… Живых не должно быть среди усопших, и по традиции в эту ночь никто не выходит на улицу…

– Кроме колдунов и представителей некоторых религиозных сект, – добавил я.

«И еще – кучки идиотов, у которых смелости больше, чем мозгов, – подумал я про себя. – Такие сыщутся везде: безбашенные подростки и подогретые алкоголем любители острых ощущений… Как гласила молва, далеко не всем из них дано будет увидеть следующий восход. Мертвые умеют хранить свои тайны…»

Мимо нас с топотом промчалась троица подростков-фрогов. Возле фонаря они остановились. Двое, постарше, повернулись лицом друг к другу и крепко взялись за руки; младший ловко вскарабкался на эту импровизированную ступеньку – и, приоткрыв на миг стеклянную дверцу, сыпанул что-то в емкость со светильным маслом. Пламя заколебалось, мигнуло – и сменило цвет с оранжевого на голубовато-зеленоватый, слово болотные огоньки или холодное свечение гнилушек. Ребятишки побежали дальше, к следующему фонарю.

– Они хулиганят? – с любопытством спросила Алиса.

– Ничуть не бывало. Это тоже часть традиции. В Праздник Мертвых фонарное масло смешивают с пыльцой дерева мау-курру. Вообще, об этом должен был загодя позаботиться фонарщик, но они почему-то никогда не успевают – быть может, нарочно. У местной детворы считается хорошей приметой «красить огонь» – да и похвастать перед сверстниками будет повод.

Я скромно умолчал о том, что в детстве и сам несколько раз участвовал в таких эскападах, неизменно получая нагоняй от родителей. Как и все чадолюбивые пары, они предпочитали, чтобы накануне Праздника их отпрыск являлся домой засветло и носу не казал за дверь до утра.

– Но для чего это делается?

Я замешкался с ответом.

– В знак того, что этой ночью городские улицы не принадлежат нашему миру, – отозвалась Эллори.

Забавно: ведь мне, так же как любому из местных, и в голову не пришло бы спросить об этом. В Праздник Мертвых все по-другому, таков неизменный порядок вещей на протяжении многих столетий… Все публичные заведения закрываются раньше обычного, горожане расходятся по домам, пустынные улицы с цепочками бледных огней кажутся незнакомыми и призрачными, и с наступлением темноты в город прилетают тысячи черных бабочек – к слову, в другие ночи ничего подобного не происходит… Интересно, откуда они берутся? А ведь я ни разу не задавался этим вопросом – даже в детстве, завороженно глядя на их толстенькие мохнатые тушки, тихонько бьющиеся в оконное стекло…

Мы шли скорым шагом, почти бежали – но сумерки сгущались неумолимо. Бирюзовые небеса наливались синевато-серой глубиной: Амфитрита словно бы погружалась в морскую пучину.