Накаченное мясо в меховой броне резко затормозило, в надежде успеть развернуться и перестроиться.

Однако если что-то делаешь, то лучше это доводить до конца, а не останавливаться на полпути. Вот бежал ты на строй хлипких воинов в смешной одежде не по размеру и самодельными копьями, так снеси их, а потом уже разбирайся с их предводителем.

Но вслух всего этого я, конечно, говорить не стал. Лишь с удовлетворением отметил, как мои бойцы резко опускают копья и колют завертевшихся противников по ногам.

Раны неглубокие, но мерзкие. Кровь рекой, холод её свёртыванию не способствует. Да и психологическое давление нарастает. Как же, только начало сражения, а группа коротышек уже исколола мужественных «военов».

Ещё и я, поняв, что до закрывающихся ворот добежать не успею, принялся стрелять в спину «викингам». Что, не по-благородному?

Так я и не в кружок снежных бойскаутов явился. Любишь людей убивать, люби и с простреленным хозяйством ползать, орошая собственной кровью белый снег.

— Гондольеры, мать вашу… Наниматься они ко мне не хотят… А к ублюдку, вырезающему Осколки, с радостью… — проорал я двум щитовикам, что выбрались из общей свалки, где уже смешались «викинги» и гоблины, которые побежали ко мне, прикрываясь щитами. — Вы, мля, вообще думали, что делаете⁈

— Это всего лишь игра, дебил, — неожиданно произнёс один из качков, замахиваясь на меня топором. — Статисты — игрушки, с которыми можно забавляться. Они — куклы! Они сами на это подписались!

— Куклы? Игрушки? Вещи, говоришь? — недобро прищурился я, уклоняясь от удара и выхватывая из ножен нож следопыта. — Ну тогда и ты от них не слишком отличаешься. Как и твой дружок…

Второй щитовик, подбежавший молча, зыркнул на меня своими синими глазами из-под шапки и тут же получил выстрел в щит, почти что в упор.

Отшагнув назад, «викинг» устоял, однако выстрел заставил его остановиться, заодно отвлёк внимание его товарища.

— Куклы — это те же марионетки… — проскользнув между двумя качками, я вонзил нож говорливому в правое плечо, где и оставил.

— А-р-рх, — зарычал наёмник, пытаясь поднять раненую руку, одновременно с этим ударив меня щитом.

— Но вот странность… — пригнувшись, я увернулся от удара, при этом сделав парочку жестов, после чего вновь выстрелил во второго «викинга», попытавшегося зайти мне с тыла. — Именно те, кто зовёт других игрушками, зверски не любят, когда к ним также относятся.

Выстрел из Ублюдка, наконец, пробил щит молчаливого наёмника, а вместе с этим и его грудь, откинув на землю. А я, дёрнув второй рукой, потянул на себя нить, которой опутал раненую руку говоруна.

— Сука! — крик боли на мгновение заполнил собой поляну перед частоколом, когда тонкая, но прочная нить потащила за собой нож, расширяя и без того глубокую рану.

Но, на беду наёмника, нож вышел не до конца, застряв в небольшом наплечнике, а я, пользуясь заминкой противника, накинул петлю тому на шею. Вышло криво, нить зацепилась за волосы, однако дёрнув за неё, увидел, как она впилась уроду в районе челюсти.

Разрываю дистанцию, после чего резко дёргаю нить на себя.

— Ну каково это — ощущать себя игрушкой, подвешенной на ниточках? — поинтересовался я у урода, только что лишившегося части кожи на лице и упавшего на снег. — Нравится?

В ответ раздалось неразборчивое мычание, но я его не слушал. Что может сказать интересного ублюдок, участвовавший в резне «мирняка»? Вряд ли что-то стоящее…

Так что я, дёрнув за нить ещё раз, услышал очередной крик и открыл стрельбу по викингам, наседающим на гоблинов.

Впрочем, гоблины держались молодцами.