На небесах нам не нальют, поэтому мы выпьем тут,

Отличное занятье, чтобы забыть несчастья,

Чтоб стать храбрее и мудрей,

С друзьями вместе дружно пей,

Достойное занятье, чтобы забыть несчастья.

Антони поздоровался.

Завязав шнурки, невысокий темноволосый мужчина спустился по лестнице, протянул Антони руку и произнес шутливым тоном:

– Если не ошибаюсь, мистер Джонсон?

– Так точно. Антони. Другой Джонсон.

Это замечание вызвало взрыв хохота, совершенно не соответствующего смыслу слов.

– Послушайте, обязательно прикрепите такую надпись к вашему звонку, очень вас прошу. Брайан Котовски к вашим услугам. А это Джонатан Дин, лучший друг, который может быть на свете.

Была протянута еще одна рука, большая, рыжая и волосатая.

– Мы как раз собираемся потренировать наши правые руки в забегаловке, которую ее постоянные посетители называют «Лилией», и ежели вы соблаговолите…

– Это он так приглашает вас выпить вместе с нами.

Антони улыбнулся и принял приглашение, хотя в душе он уже стал сомневаться, правильно ли поступает и не придется ли ему пожалеть об этом впоследствии. Джонатан Дин с грохотом захлопнул входную дверь, заметив при этом, что это слегка растрясет потолки старины Каспиана. Они пересекли Тринити‑роуд и пошли по Ориэл‑мьюз, покрытому булыжником проезду, все стойла по бокам которого были превращены в небольшие фабрички и склады[10]. Булыжники покрыты картофельной кожурой и кофейными выжимками, которые вываливались из горы мусорных мешков, загромождавших улицу.

– И давно вы здесь живете? – спросил Антони, наморщив нос.

– Целую вечность и еще целый день. Но скоро я сматываюсь.

– И оставляет меня один на один с этим дьяволом в женском обличье, – добавил Брайан. – Без твоего умиротворяющего воздействия она меня точно прибьет, просто разорвет на куски.

– И поделом тебе. Так живут все, даже самые лучшие, семейные пары. Не на ложах из роз, а на поле битвы. Почитай Толстого, Лоуренса…

Они продолжали оживленно обсуждать Толстого и Лоуренса, пока наконец не вошли в «Водяную лилию». Заведение было набито под завязку. Здесь было очень сильно накурено и жарко. Антони первым заказал на всех – это было самое мудрое решение на тот случай, если ему захочется быстро уйти. Проделав это, он задал наконец вопрос, который давно вертелся у него на языке:

– И что вы здесь делаете?

– Пьем, – просто ответил Джонатан.

– Я не имею в виду данное конкретное заведение. Я имею в виду вообще – Кенборн‑вейл.

– Пьем, спорим и занимаемся любовью.

– Например, здесь есть «Тадж‑Махал», – вмешался Брайан. – Раньше он назывался «Одеон», но сейчас там показывают только индийские фильмы. А, ну и потом есть Рэдклиф‑парк. А в Рэдклиф‑холле бывают концерты.

– О боже, – простонал Джонатан. – Тони, будет лучше, если ты сразу зарубишь на своем носу – делать здесь нечего, кроме как пить. Вот в этом заведении. Потом есть еще «Далматинец», «Великий герцог», ну и так далее. Что же еще человеку надо?

Но прежде чем Антони смог ответить, в пабе появилась женщина, которая направилась прямо к их столу. Руками с грязными обломанными ногтями она оперлась на крышку стола и обратилась к Брайану:

– И какого черта ты здесь делаешь без меня?

– Но ты же спала, – объяснил Брайан. – Я не мог тебя добудиться.

– В кровати, пропитанной любовным потом и воняющей бостонским ликером, – вставил Джонатан.