Когда Споффорд подъехал, Пирс стоял в пальто и галошах у каменных ворот с большим вещмешком в одной руке, другой прижимая к груди большую картонную коробку. По снегу тянулась длинная цепочка следов, туда и обратно.
— Не обязательно было аж сюда выходить, — сказал Споффорд. — Я бы проехал.
— Да ладно.
— Цепи, — сказал Споффорд. — Привод на все колеса.
— В любом случае, спасибо.
Они выехали на дорогу вдоль реки; Пирс прислушивался к позвякиванию цепей и щурился — нетронутый снег невыносимо сверкал на солнце.
— Споффорд, — сказал он.
— Можно у тебя спросить?
— Отвечаю: да, — сказал Споффорд. — Я все знаю. Она мне рассказала. — Он смотрел на него, словно забавляясь; так показалось Пирсу, который осмелился встретить этот взгляд лишь на мгновение. — Бывает, — продолжал Споффорд. — К счастью, я ей нравлюсь все-таки больше. Удивительно. Но это так. Так что все нормально.
Пирс не ответил. Вообще-то, он не об этом хотел спросить своего старого друга. Споффорд когда-то давно предупредил его, что хоровод, который идет в этих краях, в конце концов сводит почти каждого с каждой. Он глубоко вздохнул. В зеркале заднего обзора он видел трубы имения Винтергальтеров и городок Литлвилл, уносящийся назад.
— Помнишь, — спросил он, помолчав, — день, когда я сюда попал, когда сломался автобус?
— Конечно. Год назад. Прошлым летом.
— Не помнишь, в тот день ничего необычного не случилось?
— Только это. Твой приезд. Автобусокрушение.
— Я помню, как сидел там, — сказал Пирс. — Перед магазином в Дальвиде. Помню, сидел и пил кока-колу. Ветерок легкий дул.
Споффорд взглянул на него еще раз. Он не сразу понял, что Пирсу хотелось подтверждения этой детали.
— М-м, — сказал он.
— Помнишь?
— Нет.
— Такой легкий ветерок, — повторил Пирс.
Он сидел тогда и думал о Трех Желаниях, которые положены каждому; как он поступил бы со своими — пожелал здоровья, или благополучия, или любви, а третье желание — забыть, что первые исполнены. Он еще подумал: случись такое прямо сейчас, он, разумеется, и не узнал бы об этом, однако вся его новая жизнь проистекла бы из трех желаний, каковы бы они ни были.
— А сразу после этого, — продолжал Пирс, — на шоссе вышел ты со своими овцами. В соломенной шляпе и с посохом.
— С чем?
— С посохом, — повторил Пирс и нарисовал в воздухе кривулю. — Такая штуковина у пастухов.
Но Споффорд удивленно покачал головой:
— Нет. Быть не может. Никогда у меня такого не было.
— Да был же, — настаивал Пирс. — Один из твоих атрибутов. Il Pastor fido. Это же я точно про тебя знаю.
— У тебя, конечно, ума палата, — сказал Споффорд. — Я всегда тобой восхищался. Я горжусь знакомством с тобой. Но знаешь, бывает, что овца — это просто овца. Даже чаще всего.
Аркадия показалась до смешного приветливой: трубы и архитектурные украшения покрыты снегом, у ограды толпятся пушистые овцы. Вот кабинет, горит огонь в камине. Пирс поставил на пол коробку с машинописью так называемого романа Феллоуза Крафта — рукописью, которую он перетащил сначала в свой дом, а теперь сюда. На столе были разложены все письма, которые Феллоуз Крафт посылал Бонн Расмуссену на протяжении многих лет, самая толстая пачка — из последнего путешествия (на деньги Бонн) в Европу, десять лет назад: Пирсу предстояло повторить это странствие. |