— А вы мне чем-то импонируете! — немного помолчав, негромко рассмеялся господин Лаатс. — Нет, в самом деле. Ну, в отношении того, чтобы жить в Европе долго и счастливо — это уж пускай будут ваши проблемы, а вот насчет законности… с этим мы, пожалуй, мы вам сможем помочь. В обмен на некоторые услуги.

— Мы — это кто?

— Вам незачем знать. Пока… Уверяю вас, мы здесь — очень влиятельные и весьма небедные люди. Так что все в ваших руках! Хотя конечно же мы должны подумать — в чем вам можно довериться?

— А чем вы рискуете? — быстро поинтересовался Ратников, и господин Лаатс тут же расхохотался:

— Вы правы — ничем! Рискуете только вы… И там, и сейчас — здесь.

— Вот-вот! А вы разве что потратите на меня некоторую сумму… не такую уж и большую… на советские документы, экипировку и прочее.

— Подумаем, подумаем, — покивал господин Лаатс.

— Доктор Лаатс, — так его назвала заглянувшая в дверь женщина в белом крахмальном халате. Медсестра? Врач?

— Что вы хотели, Марта? — Лаатс что-то добавил по-эстонски.

Женщина отозвалась на том же языке, наверное, сообщила что-то важное — собеседник явно чем-то озаботился и, посмотрев на Мишу, махнул рукой:

— Сегодня разговор у нас с вами окончен. Вас проводят, подадут ужин. Прошу пока никуда из палаты не выходить. Да вам и не дадут, поймите нас правильно.

— Господин Лаатс!

Доктор недовольно обернулся в дверях:

— Что такое?

— А можно мне принесут патефон? И пластинку?

— Пластинку? Ах да, вы же любите музыку… — Глаза господина Лаатса неожиданно потеплели. — Как вы относитесь к оркестру Бенни де Вайле?

— О! Обожаю!

— Пару грампластинок я сейчас велю принести. Смотрите, не поцарапайте!

— Ну что вы!

«Она не хочет ни цветов, ни шоколада» — именно так в переводе с немецкого называлась пьеса знаменитого танцевального оркестра, как, уходя, не преминул заметить доктор, ни в чем не уступавшего модным английским составам — Гарри Роя, Генри Холла и Джеральдо.

«Sie will nicht blumen und nicht schokolade» оказалась очень приятной и веселой пьесой, джазовой даже, Мише очень понравилась, хоть и слушал он ее первый раз в жизни. Но ставил раз десять подряд, снова и снова…

Палата. Ну да, это и была палата белая, с двумя койками, небольшим, выкрашенным в белый цвет столом и такими же белыми тумбочками. Вполне спартанская обстановка, если не считать патефона с пластинками.

А этот господин Лаатс явно не военный — даже запасные иголки не убрал… А вдруг что?! Иголки-то, они острые… Доктор! Клиника! Анализ крови! Анализы…

Снова предчувствие чего-то зловещего, какой-то гнусной подлости, сдавило Михаилу грудь, как когда-то.

Маша! Надо искать Машу. Воспользоваться буквально первыми днями — за это время не так уж и просто будет разобраться с тем, что Миша о себе нагородил: спекулянт модными картинами, меломан, набивающийся в шпионы…

Воспользоваться, отыскать браслеты и Машу… и убраться. Черт! А на окнах-то решетки — ну, вполне можно было ожидать. Хорошо, успел припрятать в кустах парабеллум. Хоть и без патронов, но ведь такие патроны в здешней эпохе не особая проблема найти.

Доев ужин — тушенное с черносливом мясо с овсянкой и овощами и чашка кофе, — Ратников завалился на кровать — думать, что делать дальше. Впрочем, и не только об этом, а, пожалуй, обо всем увиденном…

Доктор.