В конце концов «увечья» были залечены, от ран не осталось и следа, и Конан поднялся с постели, очень недовольный. Женщина получила десяток золотых, поскольку попросила об этом. На большее ей рассчитывать не приходилось.

И тогда она, угощая его вином и тихонько пристраиваясь поближе к иссеченному шрамами могучему плечу киммерийца, проговорила:

— Как ты собираешься жить дальше, Конан? Киммериец метнул на нее удивленный взгляд.

— Ты вылечила меня, спасибо. Я тебе заплатил — разве ты чем-то недовольна?

— Я всем довольна, — ответила женщина, немного обиженная.

Она не понимала, почему не нравится этому человеку. В представлении хоарезмийцев жировая складка на животе, пышная, колышущаяся грудь и круглое лицо были признаками неотразимой женской привлекательности. Конану же нравились женщины крепкие, с тонкой талией. И не такие назойливые.

А эта, несмотря на всю ее добросердечность, становилась просто невыносимой. Так и липла, точно халва к пальцам приклеивалась.

Конан чуть отодвинулся.

— Ты добрая, — сказал он нехотя, — но то, как я буду жить дальше, — не твое дело.

Она глубоко вздохнула.

— Я забрала у тебя все твое золото, — сказала она притворно-покаянным тоном.

Киммериец фыркнул, как конь.

— Этого добра сквозь мои пальцы утекло уже немало. Можешь не печалиться обо мне, добрая женщина. Я всегда найду, где заработать. Крепкие руки и добрый меч не остаются без дела.

— Об этом я и хотела потолковать с тобой, — кивнула женщина и отодвинулась, смирившись с тем, что варвар отказывает ей в ласке. — Наш правитель недавно потерял младшего сына.

— Невелика беда, если старший еще жив, — сказал Конан.

Но женщина видела, что варвар весь подобрался, и взгляд у него изменился — стал куда более внимательным.

Довольная произведенным эффектом, она продолжала:

— Старший жив, но глуп и не вполне здоров. У него бывают сильные припадки падучей болезни, так что правитель из него получится дурной. Да еще, по слухам, он полюбил порошок черного лотоса… А еще, говорят, что он участвует в тайных магических обрядах…

— Вот гадина, — сказал Конан.

— Он угодил прямо в лапы тайных магов, — проговорила женщина. — А они мучают его. Пользуются болезнью несчастного Хейто — так зовут его, наследника нашего, — и совершенно завладели его совестью… Впрочем, все это только слухи, ты понимаешь. Но одно очевидно: Хейто очень болен.

— Никогда не сочувствовал страданиям правителей, — проворчал Конан. — И когда сам сделаюсь королем, они от меня этого не дождутся. Короли тоже никому не сочувствуют. В этом они сходны с наемными мечами.

Женщина пропустила сию решительную тираду мимо ушей, отнеся ее на счет молодости своего собеседника.

— Ты слушай меня внимательно, не отвлекайся, — строго молвила она.

— Я не отвлекаюсь, — рассердился варвар. — Старший сын болен и продался каким-то магам, которых никто в глаза не видел, а младший пропал. Вероятно, следует отыскать и вернуть отцу младшего, если старший такая дрянь. Правитель Хоарезма заплатит за освобождение любимого сынка хорошие деньги.

— Ты понял! — обрадовалась женщина. — Да, наш бедный Бертен в плену.

— Или погиб, — добавил варвар.

— Нет, — женщина вновь приблизилась к Конану и жарко зашептала ему на ухо: — Нет, он жив и томится в плену, в страшном плену! Когда барон Велизарий, гнусный разбойник и колдун, высадился в устье Запорожки, только один наш молодой господин, только Бертен, решился бросить ему вызов с малым отрядом, который был положен младшему сыну правителя.