|
– Так оно обычно и бывает. Утром все по-другому. – Но дело не во внешнем сходстве, – обернулся к нему Михаил. – Дело в другом… – А ты не оправдывайся, – сказал лысый грузин. – Это твой выбор, а значит, в случае чего тебе мучиться и тебе же радоваться. Твои риски, твои прибыли. Ты только не торопись… – Я не тороплюсь. И она не торопится. Я думаю, к весне мы примем окончательное решение. – Миша, какая весна? Ты уже принял решение, если сейчас говоришь «мы»… В комнату вернулась Настя, и лысый грузин моментально сменил направление разговора: – …так что, Миша, мужчина – это крепость, но женщина – ключ от крепости. Мне кажется, с Настей тебе очень повезло, и… При слове «ключ» боль снова выбралась из укрытия и вцепилась Насте в шею. С ключами все было не так просто. Можете верить или не верить, но чувство зависти проснулось во мне не при виде особняка Гарджели, не при виде его автомобильной коллекции и не от осознания факта, что этот человек никогда не был бедным и никогда им не будет. Горячие пузырьки зависти забулькали во мне, когда я увидела двух братьев – Михаила и Давида – вместе, увидела, как они улыбаются друг другу, как они разговаривают, касаются друг друга… Я кожей почувствовала, что между братьями есть такая неразрывная связь, такое понимание и такая нежность, каких мне еще не приходилось вид еть. И каких в моей жизни не было никогда ни с одним человеком. И когда Давид поцеловал мне руку, он показал, что готов полюбить меня, кто бы я ни была, просто потому, что меня выбрал его брат. А мне хотелось плакать от тоски по таким чувствам, мне хотелось плакать потому, что где- то внутри меня было ощущение, что я ничего хорошего не принесу этому дому, что я как вирус, который разрушит все здесь, оставив лишь хаос и боль. Нужно представить всю любовь Давида к брату, чтобы понять всю его ненависть ко мне. 7 Идиллия в снежных тонах и в струнном сопровождении не дотянула до весны трех недель. Это был день, начавшийся неторопливой и нежной любовью. Это был день, продолжившийся поездкой за город, где лошади косились на гостей большими красивыми глазами и встряхивали гривами. Этот такой обычный и такой замечательный день должен был закончиться тремя часами музыки Верди в оперном театре, но день ею не закончился, он судорожно впился в ничего не подозревающую ночь, а утром… Утром все уже было совсем по-другому. Но сейчас еще нет и полуночи, музыка Верди стихла, лимузин привез Михаила Гарджели и Настю в особняк, и вот дрова приятно трещат в камине. На антикварном столике неподалеку – начатая бутылка красного вина и один бокал. Михаил сидит в большом уютном кресле с раскрытой газетой. На столике рядом с бутылкой почта – несколько конвертов разного формата, газеты. Михаил погружен в чтение и не слышит, как сзади к нему подходит Настя, босиком, в халате. Она облокачивается о спинку кресла и заглядывает в газету не потому, что ее заинтересовала динамика цен на недвижимость и котировки акций нефтяных компаний, а потому, что ей нужно внимание Михаила. – Ты еще долго? – спрашивает Настя. – М-м-м… Пожалуй. – А в другое время нельзя этим заняться? – У меня нет другого времени. У меня есть только это время. – Ты такой нудный. – Да, я в курсе. |
