|
Одежда продолжала дымиться. Сверху спешно топали ногами другие охранники, старик молча пошатывался над поверженным охранником, но умирать явно не собирался. Настя зажала рот ладонью и выскочила через пролом в двери на морозный воздух. Тошнота и ужас стояли в горле, и шок от ночного холода хотя бы частично заместил шок от только что увиденного убийства. Бледный свет луны падал на старика, и теперь можно было разглядеть черты его лица, но почему-то у Насти не было такого желания. Она упорно не поднимала взгляда, но по приближению легкого запаха гнили и по хрусту снега под босыми ногами поняла, что освобожденный узник не намерен от нее отставать. – Пойдем, – сказал старик и протянул ей руку. Настя отпрянула назад, потеряв равновесие и едва не упав в снег. – Пойдем, – повторил старик. – Teперь-то они тебя точно не пощадят. За… Зафигачат, и вся недолга. С этой логикой трудно было спорить. – Я… Я не знаю, куда идти. Зубы выстучали отчаянную морзянку, и непонятно было, чего тут больше – страха или холода. – Прямо, – спокойно сказал старик. – Надо идти прямо. Я знаю этот дом, этот сад. Не думаю, что многое изменилось, пока я… Только возьми меня за руку… Иначе не дойду… Он не без труда нагнулся и зачерпнул снега в ладонь. Подождал, пока тот подтает, и не то чтобы съел, а просто затолкал его себе между приоткрытых неподвижных губ. Немного выждав, старик разочарованно вздохнул: – Уже не помогает… Надо выбираться скорее… Насте снова, как тогда в подвале, при первой встрече, стало его невыносимо жалко. Она сама взяла старика за тонкое предплечье, позволила на себя опереться. Это было не тяжело, вот только запах, вот только хлюпающий звук, исходящий из развороченного пулями отверстия в груди… – Пошли, – сказал старик. – Прямо, все время прямо… Тебе тоже надо поскорее выбираться, иначе заморозишься… Об этом Настя уже и не задумывалась. Она даже не вспоминала о маленьком утолщении внизу своей шеи, о маленьком подкожном подарке от майора Покровского, а уж о возможных простудных заболеваниях… Они шли, точнее, Настя тащила на себе старика, а вокруг почему-то становилось все светлее. Если бы она оглянулась, то увидела бы, как одно за другим загораются окна в огромном особняке, а потом включаются большие круглые фонари по периметру сада, создавая изогнутую световую линию, словно рубеж, запретный для пересечения. Если бы она оглянулась, то увидела бы, как из центрального входа высыпают охранники, рассредоточиваясь по саду и неизбежно приближаясь к Насте и ее ноше. Настя не оглянулась и не увидела этого, но она и без того знала, что останавливаться нельзя, нужно бежать, бежать… Тут включились установленные на крыше особняка прожекторы. Они заворочались, как потревоженные совы, уставили свои круглые глаза вниз, и одному из этих глаз повезло поймать лучом пробирающуюся параллельно главной аллее парочку. Настя поняла, что дела стали еще хуже, и попыталась ускорить шаг, но то ли старик становился тяжелее, то ли просто сил у нее не осталось. И в этот момент из-за кустов навстречу ей выпрыгнул какой-то человек, что-то закричал, замахал руками. Настя завизжала в ответ и бросилась назад, но оступилась, потеряла тапочку, едва не рухнула вместе со стариком… Пока она балансировала из последних сил, стараясь удержаться на ногах, человек подошел ближе, и Настя вдруг узнала это лицо – узнала и не поверила глазам. |
