|
— А вам-то какой с этого толк? — Работа такая. — Незнакомец хитро улыбнулся и развел руками, заодно отточенным движением вынимая из-за отворота костюма лист бумаги. — Итак, подписываем? Боб зевнул и глянул на экран — где же врач? — Валяй, — сказал он. Незнакомец проворно встал и протянул Бобу лист с крупным печатным текстом: "Я, выражающий волю человечества Боб Гест, нижеподписавшийся кровью, прошу упорядочить за годом под цифрой 1999 год под цифрой 1900". Бумага была не солидной — обычный лист, отпечатанный на принтере. Боб вернул ее незнакомцу. — Не пойдет. — Вот чудак-человек. Почему же? Такая чудная формулировочка. — Про кровь мы не договаривались, — сказал Боб. — Галлюцинация, убеждающая больного вскрыть себе вены, чтобы подписать… — Ну как вы могли подумать? — обиделся незнакомец. — Мы же с вами не дикари! Это можно сделать культурно, вот смотрите. — Он проворно вынул из нагрудного кармашка прозрачную гелевую ручку и показал Бобу: по стержню быстро полз вверх красный столбик, как в нагревающемся термометре. — Вот и все, вы даже и не заметили. Голова не кружится? — Нет. — Тогда подпишите. — Угадав настроение Боба, незнакомец ободряюще подмигнул. — И я тут же уйду и оставлю вас в покое. Боб размашисто поставил подпись, протянул незнакомцу листок и подозрительную ручку, а затем глянул на экран ноутбука. — И где? — Доктор уже едет в лифте, — елейным голосом сообщил незнакомец. — Нет, где дата? Почему мои часы высвечивают по-прежнему 1999? — Потерпите, все случится в Новогоднюю ночь. — Незнакомец сунул бумагу за пазуху и начал стремительно уменьшаться. — А как будут реагировать люди, когда у них на экранах появится 1900? — На каких экранах, голубчик? — Незнакомец стал крошечным, и голос его напоминал писк комара, хотя сохранял достоинство и уверенность. — Какие люди? — Стоп! То есть вы хотите сказать, что все исчезнет, а в мире снова будет 1900 год?! — Родной, ты же видел, что подписываешь? — Незнакомец проворно вскочил с пола на клавиатуру ноутбука и подбежал к экрану, шлепая копытцами по кнопкам. — То есть моя жизнь окончится в последнюю ночь 1999 года? — шепотом спросил Боб. — Зануда, — пискнул чертик. — Ты каждый раз задаешь мне этот вопрос! Он прыгнул в стекло и убежал за левую границу экрана.
Мелкiя белыя снежинки летали надъ Страстнымъ бульваромъ. — Вотъ, Егоръ Qедоровичъ, — продолжалъ беседу толстякъ, — и дожили мы до двадцатаго веку. Хе-хе-хе. — Не скажите, Владимiр Пантелеевичъ, — уныло отвечалъ тотъ. — Еще дожить надобно, Нострадамусъ такъ предсказывалъ, будто не настанетъ двадцатый векъ. — Хе-хе, вечно эти немцы чудятъ и путаютъ. — Французъ онъ. — А пусть и французъ, пустое. Приходите-ка вы къ намъ встречать Новый годъ! Елисавета Петровна будут рады, а наша Марфа такъ славно готовитъ гуся… — Гуся? — Егоръ Qедоровичъ раздумчиво пошевелилъ губами. — А что жъ, пожалуй, дело. Благодарствую, ждите к полуночи. — Ждем-с. Хе-хе-хе. А то тоже надумали — конецъ света. Ужъ, дастъ Богъ, мы съ вами еще и двадцать первый векъ встретимъ! И оба засмеялись шутке. 19 июля 1999, Москва
Казнь
В нашей коробке много спичек, и нельзя сказать, что мы все одинаковые. |
