|
По столам и плитам пола вольно перекатывались коконы пыли, а в углах и под толстыми балками стропил колыхалась паутина. Мешки с пшеницей, оставленные возле печей, расположенных вдоль одной из стен, прогрызли мыши. Возле прорванной мешковины виднелись темные зернышки мышиного помета. Катон шурнул их носком сапога.
– Надо б сюда людей, прибрать и вычистить. Всю эту пылищу, паутину и дерьмо.
Макрон, кивнув, сделал пометку на дощечке.
– Только хозяйственные работы пока еще не ведутся. Придется назначать первых, кто возвратится.
– То есть кому не повезет?
– В армии, господин префект, по-иному не бывает, – Макрон усмешливо вздохнул.
Катон указал на отошедшие дощечки плинтуса.
– Это тоже устранить. По всей казарме. – Остановившись, он длинно принюхался. – А еще пускай прочистят слив. А то запах такой, будто кто-то залез туда и сдох.
Макрон на ходу сделал еще одну пометку. Первые из вернувшихся солдат уже начинали заново обживать свои места в казарме; появление двоих офицеров заставило их вскочить с кроватей и застыть навытяжку. Еще не отдохнувших после перехода из Остии бойцов тут же загрузили работой. Непосредственно перед отбытием когорты в поход Катон заглядывал и к писарям, но лишь на минуту. Зато теперь, подробно разглядев завал из свитков и восковых дощечек, он с тихой тоской представлял, сколько времени ему понадобится на то, чтобы разгрести и как-то привести в порядок эти залежи.
Жилье префекта, расположенное в конце второго этажа казармы, выходило на двор преторианского лагеря. Наружу из жилой комнаты выступал укромный, защищенный с обеих сторон карнизами балкончик, с которого через стену открывалась бескрайняя панорама черепичных крыш города. Вид был мирный и спокойно-величавый; хотелось как-нибудь в свободную минуту, уединясь, пристроиться здесь с чашей подогретого вина и смотреть, смотреть окрест… Вообще здесь было довольно уютно: спальня с удобной кроватью, небольшой таблинум, триклиний и кладовая для личного пользования. Еще имелись две каморки с топчанами для рабов или слуг.
Из рабов у Катона оставалась одна Петронелла. Остальных продала Юлия, а тех, что еще оставались после нее, сбыл вместе с домом сам Катон, чтобы покрыть долги, которые при жизни наделала жена. Без Петронеллы было не обойтись, поскольку она являлась кормилицей и нянькой Луция. Себе Катон мысленно дал задание: как выдастся свободный денек, сходить на невольничий рынок и купить себе одного, а может, даже пару рабов. Деньги были: кое-что оставалось от продажи дома, да еще предстояло получить жалованье за полгода. Вполне достаточно на одного прислужника, а еще на вино и закуски для нечастого угощения товарищей по службе. Ну, и что-нибудь из одежды. Узнав о неверности Юлии, Катон предпочел избавиться от того небольшого гардероба, который она ему насобирала, пока он воевал в Британии. Мысль о том, что ту одежду в его отсутствие мог носить ее любовник, была несносна.
– Вернулся ли опцион Метелл?
– Проверю, господин префект, как только появится такая возможность.
– Как найдешь, скажи ему, что его произвели в старшие секретари. Бедняга Метелл: будет теперь отвечать за канцелярию и жилые помещения, в том числе и мое… Так что к вечеру чтобы все здесь блестело, или я спрошу с него. Скажи ему, что мне нужны одеяла и посуда со склада, пока я не найду себе что-нибудь поприличней.
– Будет сделано.
Напоследок Катон еще не раз оглядел свое жилье, после чего расстегнул на тяжелом плаще застежку-фибулу и сбросил его на табурет возле длинного стола, занимающего основную часть небольшого триклиния.
– Загрузил я тебя, Макрон, не на шутку… Ну да ладно. Я буду здесь, в таблинуме. Сразу по мере готовности жду доклад по численному составу.
Центурион кивнул и собирался уходить, когда Катон озвучил еще одну мысль:
– И вот еще что. |