Изменить размер шрифта - +
Он ощущал ее запах, чувствовал прикосновение мягкой белой шерсти ее одежды. Его кровь запачкала ее белизну, но она на это и не взглянула. Он попытался сказать “Госпожа”, но с губ его не сорвалось ни звука.

Во всяком случае, забота ее была не о нем. Ее руки обнимали Линет, ее голос говорил слова утешения, пронизанные горем. Наконец девушка дала поднять себя и отвести в сторону, и стражники подхватили тело Гарета, чтобы вынести его из опочивальни. За миг до того, как он потерял сознанье, Мордред увидел на полу подле себя смятый пергамент, выпавший из складок королевиной одежды, когда она опустилась на колени возле Линет.

Он увидел ровные изысканные строчки, почерк умелого писца. И в конце листа печать. Он знал, что это за печать. Печать Артура.

Выходит, история с письмом — все же правда.

 

 

Голова у него мучительно болела, и он был очень слаб. Его рану наспех промыли и перевязали, но кровь еще сочилась, и вся рука, да что там — весь бок пульсировал болью. Он не помнил, как его принесли сюда. Он не мог знать, что когда его выносили из опочивальни королевы, Бедуир крикнул стражникам, чтобы они позаботились о его благополучии и ранах. И действительно, Бедуир думал лишь о том, чтобы сохранить сына короля до тех пор, пока не прибудет сам Артур, но стражники, не видевшие схватки, в царившей во дворце суматохе и хаосе решили, что Мордред дрался в ней на стороне регента, а потому отнесли раненого в его собственный дом, где препоручили заботам любовницы. Сюда и явился под прикрытием того же хаоса Гахерис (который, разыграв увечье более тяжкое, чем было на самом деле, ускользнул из рук стражи) с одной лишь мыслью — выбраться из Камелота до приезда Артура, а для этой цели использовать Мордреда.

Поскольку Артур и впрямь возвращался домой и гораздо ранее, чем все того ждали, злосчастное письмо, поспешно отправленное королем с дороги, должно было предупредить Гвиневеру о его скором приезде и просить ее немедленно известить об этом Бедуира. Эта весть уже ходила среди стражи, и Гахерис подслушал разговоры в караульной. Задержка курьера означала, что король будет здесь не позднее, чем через несколько кратких часов.

А потому Гахерис настоятельно склонился над одром раненого.

— Вставай же, брат, пока они не вспомнили о тебе! Стража принесла тебя сюда по ошибке. Они вскоре узнают, что ты был с нами, и они вернутся. Скорей же! Нам надо уходить. Поедем со мной, я провожу тебя в безопасное место.

Перед глазами Мордреда все расплывалось. Краска спала с его лица, которое теперь казалось смертельно бледным, а взгляд все никак не мог сосредоточиться. Схватив фляжку с укрепляющим отваром, Гахерис плеснул немного жидкости в чашу.

— Выпей. Нам надо спешить. Мой слуга уже здесь. Вместе мы тебя отведем.

Отвар обжег Мордреду губы. Болезненный туман отчасти развеялся, вернулась память о последних часах.

Как добр ко мне Гахерис, смутно подумалось ему. Добрый Гахерис. Он ударил Гахериса, и тот упал. А потом Бедуир пытался убить его, Мордреда, и королева не произнесла ни слова. Ни тогда, ни, судя по всему, потом, если стражники вот-вот вернутся, чтобы схватить его как изменника… Королева. Она желала его смерти даже после того, как он спас ей жизнь. И он знал почему. Причина этого явилась ему сквозь облака забытья с холодной и пронзительной ясностью. Она знала о пророчестве Мерлина и потому желала его смерти. И Бедуир тоже. И потому оба они солгут, и никто не узнает, что он пытался остановить изменников, что он на деле спас ее от Гахериса, истребителя женщин и добрых рыцарей. И когда приедет король, он, Мордред, сын Артура, в глазах всего света будет заклеймен как предатель…

— Надо спешить, — настаивал Гахерис.

Никакая стража не появилась. Остальное было довольно просто. Поддерживаемый с одной стороны сводным братом, а с другой — любовницей, Мордред вышел, нет, выплыл на темную улицу, где молчаливый и настороженный слуга Гахериса ждал с лошадьми.

Быстрый переход