Но дозорные, ехавшие впереди войска, вскоре вернулись с вестями, что сам Сердик, выступивший на выручку своему сыну, стоит теперь меж бриттами и их домом. И уже сейчас в просвете меж холмами они видели копья саксонских боевых дружин, а в арьергарде, смутно различимые за пеленой дождя, мелькали значки крупного конного отряда как будто под собственным штандартом Артура, Золотым Драконом на алом поле. Вскоре нетрудно было и опознать самого Мордреда, скачущего подле Сердика во главе саксов.
Солдаты узнали его первыми. “Мордред, предатель”, — прокатился по рядам бриттского войска шепот. Тут было немало тех, кто слышал предсмертные слова Гавейна, а теперь при виде самого Мордреда, надвигавшегося во главе армии саксов, на таком заметном лоснящемся вороном жеребце, что был даром Артура, этот шепот перерос сперва в рокот, а затем в рык, который вздымался все громче и громче, будто разносимое эхо последнего вздоха Гавейна.
— Мордред! Предатель!
Крик словно взорвался в мозгу Артура. Сомнение, все усиливавшиеся утомление и горе, обвинения, брошенные Гавейном, которого Артур любил, несмотря на все его недостатки, тяжким гнетом ложились на плечи короля, притупляя силу и ясность мысли. Охваченный смятеньем, подхваченный волной горя стольких потерь, он наконец вспомнил, словно ветры принесли и это тоже — на сей раз из прошлого: проклятие, предсказанное Мерлином и эхом повторенное Нимуэ. Мордред рожден ему на погибель. Мордред — несущий смерть. Мордред — здесь, на темном поле сраженья. Мордред идет против него во главе саксов, его исконных и заклятых врагов…
Червоточина подозрения, ужалившего внезапной болью, превратилась в уверенность. Сколь бы он ни надеялся на ошибку, правда вот она, прямо у него пред глазами. Мордред — предатель.
Движется, стягивается армия Сердика. Король саксов, выбросив руку вверх в приказе, говорит с Мордредом. В полчищах за спиной двух вождей — зловещие крики, удары мечей о щиты.
Артур никогда не был из тех, кто ждет неожиданности. Он использует ее. Прежде чем Сердик успел построить свою свору для битвы, напала Артурова конница.
Мордред с криком дал шпоры коню, но рука Сердика схватила его поводья.
— Слишком поздно. Сегодня разговоров уже не будет. Возвращайся к своим полкам. И держи их от меня подальше. Ты меня слышал.
— Доверься мне, — только и сказал Мордред и, развернув коня, ударил его поводьями по шее, галопом посылая через ряды саксов.
Его полки, отстав немного от саксонских дружин, еще не видели, что происходит. Приказы регента были отрывисты, а тон не терпел возражений. В них не было ни слова о бегстве, но подразумевали они именно это. Своим командирам он сказал кратко:
— Верховный король вернулся и вступил в битву с Сердиком. Мы не примем участия в этом сражении. Я не поведу вас против Артура, но я не могу встать на сторону Артура против человека, чью руку я сжал, заключая с ним договор. Пусть свершится этот день, а новый начнем как разумные люди. Мы возвращаемся в Камелот.
И так, не окровавив мечей и на свежих лошадях, армия регента быстро отступила к своему лагерю, оставив поле двум стареющим королям.
Звезда Артура еще прочно держалась в небе. Он, как предсказал Мерлин, уходил победителем с каждого поля, куда приводил войска. Саксы смешали ряды и отступили, и Верховный король, помедлив лишь для того, чтобы подобрать раненых и похоронить своих павших, двинулся на Камелот, по всей видимости, вдогонку бегущему войску Мордреда.
О битве при Сердик-ислиге сказать можно лишь то, что никто не праздновал победу. Артур победил в сражении, но вновь оставил земли на волю саксонским хозяевам. Саксы, подобрав своих павших и подсчитав потери, увидели, что старые их границы до сих пор целы. Но Сердик, глядя вслед армии бриттов, уходившей с поля в полном и невозмутимом порядке, принес клятву своим богам:
— Настанет и другой день. |