Работа эта была посвящена исследованию легендарной земли, на которой стоял Оглесби, и тем временам, когда в дремучей дубраве студенты древности изучали свою примитивную магию. Эйверил с Гриффитом изображали преподавателя и ученика; они на самом деле воспроизвели некоторые древние заклинания, одно из которых воспламенило дубовую трость мистера Эддисона и включило потолочные противопожарные разбрызгиватели. Но мистер Эддисон, починив свою трость и осушив лужи при помощи нескольких тщательно подобранных слов, похвалил их за наглядную интерпретацию древней истории.
После школы Эйверил с Гриффитом, Николаусом, Тамарой и Дейдрой отправились домой к Гриффиту делать уроки. Дом у него был большой, тихий и опрятный, полный книг в кожаных переплетах и комнатных растений. Братьев и сестер у Гриффита не было; родители его сами были учеными и понимали всю важность образования. Мать Гриффита принесла им в гостиную поднос с охлажденным травяным чаем и шоколадными пирожными с орехами и оставила студентов одних; они свалили книги кучей на большой стол из красного дерева и принялись за работу.
Позднее, когда друзья управились с домашним заданием и погоняли друг друга по тестам, разговор перешел к животрепещущей теме — Дню именования.
— Никак не могу решить, — вздохнула Эйверил, мягко подавшись вперед и любуясь отражением своих длинных волос цвета слоновой кости в темном полированном дереве. — А кто-нибудь уже выбрал имя?
Оказалось, что Тамара свой выбор сделала, как и Николаус. Дейдра колебалась между двумя вариантами, а Гриффит сообщил, что у него тайное имя наличествует еще с семи лет. Так что они могли сосредоточить все внимание на Эйверил.
— Я вот думаю — может, что-то, связанное с воздухом? — нерешительно начала девушка. — Ветер?
— Анемон — цветок ветра? — тут же предложил Гриффит, и Эйверил зарделась.
— Пустельга? — сказала Тамара. Эйверил непонимающе взглянула на подругу. Та добавила: — Это такой сокол.
— Нет, думаю, я все-таки не сокол. Скорее уж… что-нибудь белое.
— Белый гусь? — подхватила практичная Дейдра. — Никто никогда не догадается.
— Конечно же лебедь, — вмешался Николаус. — Но это слишком очевидно. Как насчет белой цапли? Или полярной совы…
Эйверил выпрямилась.
— Но ведь это на самом деле не имена, верно? Не что-то глубоко личное, что характеризовало бы меня.
— Может, драгоценность какая-нибудь? — спросила Тамара. — Алмаз?
— Жемчужина, — негромко произнес Гриффит, чуть улыбнувшись и вызвав у Эйверил ответную улыбку.
— Да, скорее что-то в этом роде, — согласилась девушка.
Это было так интересно — подбирать идеальное имя для Эйверил, — что все позабыли о времени. Напомнила им об этом мать Гриффита; друзья поспешно разошлись, сгребая книги и ручки, заматываясь в длинные шелковые шарфы и предвидя холодный ужин и недовольных родителей.
— Останься, — обратился Гриффит к Эйверил; его глаза цвета жженого сахара излучали такие чары, что у девушки ноги приросли к порогу.
— Ну…
— Поужинаем вместе. Родители уходят. Я что-нибудь приготовлю.
— Мне надо позвонить…
— Позвони матери. Скажи ей, что мы работаем над одним проектом.
— Но мы ни над чем не работаем, — возразила Эйверил. Истинные волшебники во лжи не нуждаются.
— Нет, работаем, — заверил ее Гриффит со своей колдовской улыбкой. — Мы ищем тебе имя.
Эйверил и сама понимала, что вернулась домой позже допустимого. |