За столом их было всего четверо, но и троих вполне хватало, чтобы вывести Каролину Ногар из себя.
— Мы идем в кино. Хочешь с нами, Каро? — предложила мать.
— Нет, спасибо, мама! Мне надо дома поработать.
— В восемь-то вечера?
— Да. Работа важная.
— Как хочешь. Если вместо того, чтобы пойти с нами, ты предпочитаешь сидеть одна и работать в неурочное время — это твое неотъемлемое право…
Сгорая от нетерпения, она закрыла за ними дверь на два оборота. Быстро подбежала к своему чемодану, достала оттуда стеклянный сосуд с гранулами и высыпала их в металлический резервуар, который поставила на горелку Бунсена.
Получилось коричневое пюре. Сначала из него вырвалась струйка воздуха, затем пошел серый дым, и, наконец, разгорелось пламя, поначалу с примесью дыма, а затем яркое, чистое и красивое.
Процедура выглядела несколько архаично, но на этой стадии другой не существовало. Она любовалась своим творением, когда раздался звонок.
На пороге стоял бородатый мужчина с яркими рыжими волосами. Почти красными. Максимилиан Мак-Хариос скомандовал «лежать» двум крупным борзым, которых держал на серебристых поводках, и вместо приветствия спросил:
— Готово?
— Да, работу я закончила дома, но основные операции проводились в лаборатории.
— Прекрасно. Проблем не было?
— Никаких.
— Никто не знает?
— Никто.
Горячую субстанцию цвета охры она слила в бутылку с толстыми стенками и протянула ему.
— Всем остальным я займусь сам. Теперь вы можете отдыхать, — сказал он.
— До свидания.
Заговорщицки кивнув ей, он скрылся в лифте с двумя своими борзыми.
Каролина Ногар снова осталась одна и почувствовала себя освобожденной от тяжкой ноши. Теперь, подумала она, их уже ничто не остановит. Они добьются успеха там, где другие потерпели неудачу.
Она налила себе холодного пива и неторопливо выпила. Потом сняла рабочий халат и накинула розовый пеньюар. На рукаве она заметила крошечную квадратную дырочку. Сейчас она быстренько зашьет ее. Взяв нитку с иголкой, она устроилась перед телевизором.
Передача «Головоломка для ума» уже началась. Каролина Ногар включила свой ящик.
Телестудия.
Тут по-прежнему мадам Рамирез: эта среднестатистическая француженка всегда с какой-то врожденной робостью отвечала на вопросы и рассказывала о логических процессах, которые этому предшествовали.
И ведущий был как всегда в своем репертуаре:
— Как же так, у вас нет ответа? Посмотрите внимательно на доску и скажите телезрителям, на какие мысли вас наводят эти цифры.
— Ну, знаете ли, задача и в самом деле необычная. Это треугольная прогрессия, она исходит из простого единства и восходит к чему-то гораздо более сложному.
— Браво, мадам Рамирез! Продолжайте идти в том же направлении, и вы найдете ответ!
— Вначале цифра «один». Можно подумать… можно подумать, это почти…
— Телезрители слушают вас, мадам Рамирез! И публика вас поддерживает.
Бурные аплодисменты.
— Ну же, мадам Рамирез! Так что это, по-вашему?
— Священный текст. 1 разделяется и дает две цифры, которые в свою очередь дают четыре цифры. Это как будто…
— Что как будто?
— Прелюдия к рождению. Составные части первичного яйца растут, увеличиваясь сначала вдвое, потом вчетверо, а затем весь процесс еще больше усложняется. Интуитивно эта картина ассоциируется у меня с рождением, с существом, которое появляется, а затем развивается. Это весьма метафизично.
— Точно, мадам Рамирез, точно. Какую превосходную задачу мы вам предложили! Достойную вашей проницательности и оваций публики. |