Был уже десятый час, и они стали готовиться ко сну. Драки и стычки собак давно уже прекратились; усталые животные клубочком свернулись в снегу, прикрывшись пушистым волчьим хвостом. Кама развернул свои меха для ночлега и зажег трубку. Пламенный скрутил из коричневой бумаги папиросу. Затем они обменялись фразами — второй раз за весь вечер.

— Я думаю, мы сделали около шестидесяти миль, — проговорил Пламенный.

— Хм… я тоже думаю, — сказал Кама.

Они сняли свои парки, в которых были весь день, заменив их шерстяными куртками, и завернулись в мех. Они заснули моментально, едва закрыли глаза. Звезды искрились и дрожали в морозном воздухе, а окрашенные полосы северного сияния разливались, как лучи огромных прожекторов.

Было еще темно, когда Пламенный проснулся и разбудил Каму. Хотя северное сияние еще пылало, но день уже занялся. Разогретые оладьи с бобами, поджаренное сало и кофе — таков был их завтрак. Собаки не получили ничего; они сидели на снегу, обернув хвостами лапы, и издали пристально следили за людьми. По временам они беспокойно поднимали передние лапы, словно мороз зудел в ногах. Холод был лютый, по крайней мере шестьдесят пять градусов ниже нуля, а когда Кама голыми руками стал запрягать собак, ему приходилось несколько раз подходить к костру, чтобы отогреть немеющие концы пальцев. Вдвоем они нагрузили и связали сани, в последний раз погрели руки у костра, натянули рукавицы и погнали собак вниз с берега, к руслу реки. По расчетам Пламенного, было около семи часов, но звезды по-прежнему искрились как брильянты, и слабые зеленоватые полосы северного сияния все еще трепетали над головой.

Два часа спустя стало темно — так темно, что только инстинкт помог им не сбиться с пути; Пламенный понял, что время он определил правильно. Это была тьма, предшествующая рассвету, и нигде не бывает она гуще, чем на Аляске зимой. Медленно пробился сквозь мрак сероватый свет — сначала едва заметный, — и они чуть ли не с удивлением разглядели смутные очертания пути под ногами. Затем они могли рассмотреть ближайшую собаку, а потом и всю вереницу бегущих собак и полосы снега по обеим сторонам тропы. На секунду вырисовался ближайший берег и исчез; затем выступил вторично и на этот раз больше уже не исчезал. Через несколько минут медленно обрисовались очертания отдаленного берега на расстоянии мили от их пути, и можно было рассмотреть впереди и позади всю замерзшую реку, а слева широко раскинувшиеся хребты покрытых снегом гор. Тем дело и кончилось. Солнце не взошло. Серый свет так и остался серым.

Один раз путь саням пересекла рысь, пробежавшая под самым носом передовой собаки и скрывшаяся в белых лесах. Дикие инстинкты собак проснулись. Они испустили охотничий вой стаи, рванулись в сторону и бросились в погоню.

Пламенный с криком «Уа!» боролся с шестом; ему удалось перевернуть сани в мягкий снег. Собаки отказались от погони, сани были выправлены, и спустя пять минут они снова неслись по плотно убитому пути. Рысь была единственным живым существом, какое они встретили за два дня: она так быстро мелькнула и исчезла, что казалась призраком.

В двенадцать часов, когда солнце проглянуло из-за выпуклости земли, они остановились и развели костер на льду. Бобы замерзли, превратились в сплошную массу, напоминавшую по форме колбасу; Пламенный разрубил эту колбасу на куски, и они пообедали бобами, разогретыми на сковороде. Кофе они не пили. Он считал это излишней роскошью средь бела дня. Собаки перестали драться и серьезно наблюдали за людьми.