Здания, расположенные внутри периметра, образованного ограждениями, осматривались с подвала до чердака. Большинство квартир пустовало: жильцы уехали в отпуск – к морю или в горы.

Короче, на площадь 18 Июня незамеченной не могла проскочить даже мышка, как говаривал Валентин, комиссар Оверни. Впрочем, Лебель вспомнил его слова без особой радости: Валентин не смог остановить Шакала.

Переулками, чтобы сократить путь, то и дело показывая свой пропуск, он вышел на улицу Рен. Все то же самое. Ограждение в двухстах метрах от площади, за ним – толпа, на улице – только солдаты КРС. Он вновь начал задавать вопросы.

Кого‑нибудь видели? Нет, сир. Кто‑нибудь проходил? Нет, сир. Он услышал, как на привокзальной площади оркестр республиканской гвардии настраивает инструменты. Генерал должен приехать с минуты на минуту. Кто‑нибудь проходил? Нет, сир. Хорошо, смотрите в оба.

С площади донеслись громкие крики приветствий. С бульвара Монпарнас выехал мотоциклетный эскорт, следом за ним – длинные черные лимузины. Кортеж свернул к воротам привокзальной площади, полицейские у ворот отдали честь. Толпа у ограждений подалась вперед, задние напирали на передних. Лебель посмотрел на крыши. Молодцы! Их не интересовало происходящее на улицах. Присев у парапетов, снайперы оглядывали крыши и окна напротив.

Вдоль ограждения он направился к западной стороне улицы Рен. Молодой солдат КРС стоял в узком проходе между столбом ограждения и стеной дома 132. Лебель показал ему удостоверение, солдат вытянулся по стойке смирно.

– Никто здесь не проходил?

– Нет, сир.

– Вы давно на посту?

– С двенадцати часов, как только перекрыли улицу.

– Никто после этого не проходил?

– Нет, сир. Ну… только один калека, он живет около площади.

– Какой калека?

– Старик, сир. Совсем больной. Он предъявил удостоверение личности и удостоверение инвалида войны. Он живет в доме 154 по улице Рен. Я не мог не пропустить его, сир. Он еле держался на ногах. Это неудивительно, в такую погоду и в шинели. С ума можно сойти.

– В шинели?

– Да, сир. В длинной армейской шинели, какую носили солдаты в войну. В августе в ней жарковато.

– Вы сказали, что он – калека. Почему вы так решили?

– Одна нога, сир. Только одна нога. Он еле хромал с костылем.

На площади грянули трубы.

– Allons, enfants de la patrie. Ie jour de gloire est arrive…[39] – В толпе подхватили знакомый мотив «Марсельезы».

– С костылем? – Лебель едва услышал свой голос.

Постовой кивнул:

– С костылем, с таким ходят все одноногие мужчины. Из алюминия.

Лебель бросился к площади, на ходу крикнув солдату, чтобы он следовал за ним.

* * *

Они подкатили к вокзалу Монпарнас. Машины выстроились в затылок друг другу у фасада здания. Напротив, у ограждения привокзальной площади, стояли десять ветеранов, ожидающих, пока глава государства вручит им заслуженные награды. Дипломаты и приглашенные на награждение чиновники в строгих черных, коричневых, темно‑серых костюмах, многие с красивыми розетками ордена Почетного легиона расположились в восточной части привокзальной площади.

В западной части вытянулись ряды красных плюмажей и сверкающих касок республиканских гвардейцев. Оркестранты стояли чуть впереди почетного караула.

У одного из автомобилей сгрудились организаторы церемонии и сотрудники Елисейского дворца.