Через пятнадцать минут к дому подъехали две машины «скорой помощи». Врач поднялся на второй этаж. Ковальски он осматривал пять минут. Затем закатал ему рукав и сделал укол. Санитары положили поляка на носилки и, сгибаясь под тяжестью тела, двинулись к лифту. Врач повернулся к раненому корсиканцу, привалившемуся к стене в луже крови.

Он решительно отвел руки корсиканца от колена, взглянул на рану и присвистнул.

– Ясно. Морфий и госпиталь. Я сделаю вам укол, и вы забудетесь. Это все, чем я могу вам сейчас помочь. А после операции вам, по всей видимости, придется менять профессию.

Грини ответил новыми ругательствами.

Виссар уже сидел, обхватив голову руками, но еще не пришел в себя. Капетти стоял у стены, его рвало. Двое агентов взяли его под руки и вывели из комнаты. Он еле передвигал ноги. Командир группы помог подняться Виссару. Санитары второй машины «скорой помощи» унесли Грини.

С порога командир шестерки агентов в последний раз оглядел комнату. Врач стоял рядом.

– Как после смерча, а?

– Местное отделение наведет порядок, – ответил корсиканец. – Это их квартира.

С этими словами он захлопнул дверь. Затем поочередно закрыл квартиры 22 и 24. Там обстановка осталась нетронутой.

– Соседей нет? – спросил врач.

– Нет. Мы сняли целый этаж.

Врач, а следом за ним и корсиканец, поддерживающий Виссара, спустились к машинам.

Двенадцать часов спустя, проехав полстраны, Ковальски оказался в подземной камере, похожей на древнюю крепость тюрьмы в окрестностях Парижа. Выкрашенные в белый цвет стены, в пятнах, с нацарапанными ругательствами и молитвами. Жарко, тесно, устоявшийся запах карболки, мочи и пота. Поляк лежал лицом вверх на узкой железной койке с ножками, вмурованными в бетонный пол. Тонкий матрац, свернутое одеяло под головой, никакого постельного белья. Толстые ремни охватывали его лодыжки, бедра, запястья. Еще один – грудь. Он все еще не пришел в сознание, дышал глубоко и неровно.

С лица Ковальски смыли кровь, рваную рану на лбу и ухо зашили, из ноздри сломанного носа торчал кончик свернутого в трубочку пластыря, сквозь приоткрытые губы виднелись корешки двух сломанных передних зубов. Лицо представляло собой сплошной синяк.

Несмотря на густые черные волосы, покрывающие грудь, плечи и живот, синяки проглядывали и на теле – результат ударов кулаками, ногами, дубинками. На правой руке белела повязка.

Мужчина в белом халате закончил осмотр, выпрямился и убрал стетоскоп в саквояж. Повернулся и кивнул второму мужчине, стоящему сзади. Тот постучал в дверь. Она распахнулась, и мужчины вышли в коридор. Тюремщик закрыл дверь и задвинул два огромных стальных засова.

– Он что, попал под грузовик? – спросил врач, пока они шли по коридору.

– Шесть человек едва справились с ним, – ответил полковник Роллан.

– Ну, они потрудились на славу. Едва не убили его. Если б он от природы не был здоров как бык…

– Другого выхода не было. Он уложил троих.

– Прямо‑таки сражение.

– Совершенно верно. Так что с ним?

– Возможно, трещина в правой руке, без рентгена сказать трудно, оторванное левое ухо, рваная рана на лбу, сломанный нос. Многочисленные порезы и синяки, слабое внутреннее кровотечение, которое может усилиться, а может и прекратиться. У него феноменальное здоровье, во всяком случае, было. Меня беспокоит голова.