Поверьте мне, дорогой, я никогда не видел его столь непреклонным.
– Но программу его появлений на публике необходимо изменить, – твердо заявил Сангинетти. – Никаких выступлений, пока мы не поймаем этого человека. Он должен понимать…
– Все останется по‑прежнему. Изменений не будет ни на час, ни на минуту. Мы должны действовать в обстановке строжайшей секретности.
Впервые после раскрытия февральского заговора в Военной академии и ареста его участников Александр Сангинеттн почувствовал, что снова оказался в начале пути. В последние два месяца, несмотря на многочисленные ограбления банков и ювелирных магазинов, он начал тешить себя надеждой, что худшее уже позади. Видя быстрый развал ОАС под совместными ударами агентов Отдела противодействия изнутри и подразделений полиции и КРС снаружи, он истолковал этот всплеск преступности как агонию Секретной армии, стремление ее главарей награбить побольше для безбедной жизни в изгнании.
Но последняя страница донесения начальника Отдела противодействия показала, что анонимность наемного убийцы сводила на нет любые усилия агентов Роллана, хотя некоторые из них заняли весьма важные посты в ОАС. Только три человека, засевшие в римском отеле, знали, кто он такой. Сангинетти отдавал себе отчет и в том, что бесполезными оказались все архивы и досье, заведенные на сторонников ОАС: Шакал был иностранцем.
– Если нам не разрешают действовать, то что же нам делать?
– Я не говорил, что нам не разрешают действовать, – возразил Фрей. – Я сказал, что нам не разрешают действовать открыто. Необходимо обеспечить полную секретность операции. Впрочем, путь у нас один. В глубокой тайне установить личность убийцы, выследить его, где бы он ни был, во Франции или за рубежом, и уничтожить без малейшего колебания.
* * *
– …и уничтожить без малейшего колебания. Иного, господа, нам не дано.
Роже Фрей оглядел собравшихся в зале заседаний министерства внутренних дел. Четырнадцать человек, включая его самого.
Министр сидел во главе стола. Справа от него – Александр Сангинетти, слева – префект полиции, командующий полицейскими силами Парижа.
За Сангинетти расположились генерал Гибо, начальник СДЭКЭ, полковник Роллан, возглавляющий Отдел противодействия, автор донесения, копии которого лежали перед каждым из присутствующих, комиссар Дюкре из службы охраны президента и Сен‑Клер де Вийобон, полковник ВВС, сотрудник аппарата Елисейского дворца, убежденный голлист, хотя в окружении президента бытовало мнение, что свою карьеру он любит ничуть не меньше.
Слева от Мориса Папона, префекта полиции, сидели Морис Гримо, генеральный директор Сюрте Насьональ, а за ним – пять начальников управлений, составляющих Сюрте.
Хотя романисты часто пишут о том, как Сюрте Насьональ раскрывает преступление за преступлением, на самом деле это не так. Сюрте – немногочисленный координирующий орган, руководящий деятельностью пяти управлений, которые и ведут борьбу с преступностью. Сюрте занимается только административной работой, так же как и Интерпол, функции которого не всегда верно трактуются в книгах. В штате Сюрте нет ни одного детектива.
Рядом с Морисом Гримо сидел Макс Ферне, директор Полис Жюдисер (ПЖ), которому подчинялась вся полиция Франции. Помимо огромного управления на набережной Орфевр, значительно превосходящего по численности персонал Сюрте, занимающей дом 4 по улице Соссэ, за углом от министерства внутренних дел, в Полис Жюдисер входят семнадцать региональных штаб‑квартир, по одной в каждом из семнадцати полицейских районов Франции. Региональные штаб‑квартиры руководят подразделениями городской полиции. Всего их 453: 74 центральных комиссариата, 253 окружных комиссариата и 126 полицейских постов. Вся сеть охватывает две тысячи городов и деревень Франции. В сельской местности и на автострадах закон и порядок обеспечивают Жандармери Насьональ и дорожная полиция, Жандарм Мобиль. |