— Я так не думаю. Прошу вернуть мои документы и ремень от брюк.

— Ремень вам сейчас вернут. Сегодня, вероятно, в КПЗ вы не вернетесь.

— Буду вам очень, очень признателен…

— Не надо ерничать. Нам с вами предстоит небольшое путешествие.

— Это куда еще?

— По местам вашей боевой славы. — Следователь снова улыбнулся, но уже совсем не ласково. Скорее, зловеще.

…Зорин улыбался не зря. Прокурор, как мне сказали, разрешил продержать меня под стражей еще сутки до выяснения вновь вскрывшихся обстоятельств. Какого рода были эти обстоятельства, следователь говорить отказался.

Брючный ремень мне действительно вернули. Разрешили умыться и побриться одноразовым станком, который, как мне показалось, бывал уже в употреблении. Пока я брился, кого-то из рядовых ментов сгоняли в буфет, и я получил не только казенный кофе, но и пиццу, вкусом и упругостью напоминающую сырую резину. Следователь, впрочем, питался тем же самым. Я подозревал, что он, в отличие от меня, привык набивать брюхо всякими отбросами, а я в последние дни сидел на такой диете, что желудок с трудом принимал подобную еду. От подножного корма и казенных харчей у меня разыгралась страшная изжога… «Уазик», на котором меня повезли в Вантайск, страдал излишней жесткостью хода; он четко реагировал на все неровности дороги (а их было чертовски много), и передавал толчки от колес непосредственно в мой организм. Состояние, словом, еще то; к тому же я был раздражен и не на шутку напуган теми самыми «обстоятельствами».

Через полчаса мы миновали пик ухабов и вмятин, дорога стала чуть лучше, постепенно превращаясь в шоссе, примерно такое же, по какому мы отъезжали от областного центра. Встречных и попутных машин было не слишком много, но они все же попадались мне на глаза почти постоянно.

— Вон перекресток, — подал голос Зорин. — Думаю, он может быть вам знакомым… Борис, притормози, — обратился он к шоферу.

Рядом с пересечением дорог стоял знак — белый прямоугольный щит с надписью «Вантайск». Стоящий рядом указатель говорил, что если мы повернем налево, то через сто метров попадем прямо к целлюлозно-бумажному комбинату. Вот где-то здесь я спасался от собак…

Но какого черта? Перекресток, конечно, трудно было назвать оживленным, однако в течение полуминуты, пока мы стояли здесь, мимо проехали две легковушки и один автобус, причем далеко не пустой.

— Если ехать прямо, — продолжил Зорин, — мы попадем прямо в город. Если налево — то к реке, там санаторий. Возможно, туда мы еще заглянем. Но мы поедем через ЦБК, там будет чуть ближе до нужного нам места. Заодно и места знакомые в памяти освежите… Поехали, Борис.

«Уазик» свернул к заводоуправлению. Вот тут-то я и решил, что дело с моей головой совсем кисло: комбинат, конечно, даже отсюда казался бездействующим, однако в здание управления то и дело заходили какие-то люди, другие — выходя из него, садились в припаркованные на площадке автомобили и направлялись по дальнейшим делам. Я ничего не стал говорить. Сидевший впереди следователь тоже молчал, также как и водитель Борис; мой сосед по заднему сиденью — молодой сержант — вообще молчал всю дорогу.

Вдоль дороги слева потянулись знакомые двухэтажки. Сейчас они тоже выглядели нежилыми, да и многие окна также были заколочены досками. Хотя я не мог не увидеть развешанное между домами белье, ребятишек, перебегающих дорогу, и мужиков, пьющих пиво прямо у киоска.