Хозяйка отвела ее в маленькую каморку, устроенную позади зала. Размером она была не более шкафа. Оконца в каморке не было, и свет попадал сюда из зала через отверстие в стене.

— Вот здесь станешь мыть то, что я буду подавать тебе сюда из зала, — сказала хозяйка. — А потом я подумаю, брать ли тебя на работу.

Девушка вошла в каморку, но она сделала это настолько тихо, что хозяйка сказала себе: «Так, верно, мертвец сходит в свою могилу».

Весь день девушка простояла там, ни с кем не разговаривая и вовсе не поднимая головы, чтобы посмотреть на людей, прохаживающихся по залу. И она даже не притронулась к еде, которую ей поставили.

Никто не слышал звона посуды в каморке, но каждый раз, когда хозяйка протягивала руку из зала через проем, девушка тотчас подавала ей чистые кружки и бокалы, вымытые так, что на них не было ни пятнышка. Но когда хозяйка брала их в руки, чтобы поставить потом на столы, они оказывались такими холодными, что обжигали кожу ее пальцев. И она, вздрагивая, говорила:

— Эти кружки так холодны, будто я беру их из рук холодного мертвеца.

2

В этот день рыбы на причале не оказалось и чистить было нечего. Поэтому Эльсалилль осталась дома. Она сидела в одиночестве и пряла. В печи потрескивал огонь, и в комнате было оттого довольно светло. Вдруг она ощутила легкое прикосновение, словно лба ее коснулся холодный ветерок. Она подняла глаза от прялки и увидела перед собой свою мертвую сводную сестру. Эльсалилль остановила прялку и сидела без движения, разглядывая ее. В первый момент она испугалась, но потом сказала себе: «Разве мне следует бояться моей сводной сестры? Жива она или мертва, я все равно рада видеть ее».

— Дорогая, — сказала она мертвой, — ты хочешь, чтобы я что-то сделала для тебя?

Та ответила каким-то глухим и почти беззвучным голосом:

— Эльсалилль, сестра моя, я нанялась на работу в трактир под ратушей, и хозяйка заставила меня целый день стоять и мыть кружки и бокалы. Теперь дело близится уже к вечеру, а я устала так, что не могу больше. И вот пришла я просить тебя пойти со мной и помочь мне.

Когда Эльсалилль услышала это, она решила, что разум ее помутился. Но она не могла уже ни думать, ни удивляться чему-то, ни испытывать страха. Она чувствовала лишь радость оттого, что видела перед собой сводную сестру, и она ответила:

— Хорошо, дорогая, я тотчас же пойду с тобой.

Тогда мертвая повернулась и направилась к двери. Но у порога она остановилась и сказала Эльсалилль, готовой следовать за ней:

— Ты должна накинуть на себя плащ. Сегодня дует сильный ветер. — И голос ее, когда она это говорила, звучал теперь чуть громче и теплее. Эльсалилль подумала: «Моя сводная сестра любит меня по-прежнему. Она не желает мне худого. И я буду счастлива пойти с ней».

Она шла за мертвой сперва по каменистым проулкам, что вели от стоявшей на откосе лачуги Торарина вниз, а позже по более ровным улочкам — в сторону гавани и рыночной площади.

Мертвая была все время на два шага впереди Эльсалилль. Дул сильный штормовой ветер, с воем проносясь по переулкам, и Эльсалилль заметила, что каждый раз, когда порыв ветра прижимал ее к стене, мертвая вставала перед ней и заслоняла ее своим маленьким телом, как могла, от ветра.

Когда наконец они добрались до ратуши, мертвая подошла к лестнице, приглашая рукой Эльсалилль последовать за ней вниз. Пока они спускались по лестнице, порывом ветра задуло пламя в фонаре, висевшем в передней трактира, и они оказались в темноте. Эльсалилль не знала, куда идти, и тогда мертвой пришлось взять ее руку в свою, чтобы сестра не сбилась с дороги. Но рука мертвой была холодной как лед.